Странник поневоле
Шрифт:
Лао затянул подпругу под брюхом лошади и подошёл к напарнику: он тоже решил сказать своё слово. Оказывается, они хотели покончить с работорговцами, с которыми император имеет тайные соглашения, наказать чиновников, угнетающих народ непомерными поборами, сместить императора, который погряз в роскоши и не думает о своих подданных. Но самое главное, молодые китайцы хотели покончить с запрещениями на определённые виды исследований и изобретений, которые якобы установлены Всевышним.
В общем, они хотели вернуть в страну справедливость, которая существовала, по преданиям, когда их народ пришёл сюда. Затем следовало разобраться с арабами, похищающими людей и вообще являющимися исчадием зла. Император поддерживает с ними внешне добрые отношения, потому что не хочет войны, но война часто нужна, чтобы добиться праведных действий от неправых людей или покарать таковых.
Богдан всплеснул связанными руками:
– Господи, глупцы! Вы ничего не сделаете моим оружием – у вас кончатся заряды, они там не бесконечны – вас схватят и повесят через несколько часов! А как вы посмотрите в глаза вашему учителю?!
– Не пытайся нас обмануть, мы тебе не поверим. Учителю мы всё объясним, уверен, он будет на нашей стороне. Тебя же мы оставим здесь – на волю судьбы…
– Да чёрт вас побери, выслушайте меня!.. – и Богдан снова всплеснул руками.
Он хотел всё-таки внятно объяснить, что заряды лучемёта кончатся, что два парня не смогут решить проблемы целой страны, не став настоящими лидерами общества, а не просто обладателями одной единицы сильнейшего в этой ситуации оружия, но – всего лишь одной, и к тому же всего с одной запасной обоймой. Он понимал, что если его оставят здесь, он почти обречён: даже если сумеет перетереть верёвки о какой-то камень, куда ему деться в этой лесостепи – без коня, без оружия – без всего? Хотя до точки перехода чуть больше дня пути, но это – верхом, да и что он станет делать вообще без оружия дальше, на грани Африки?
И он уже понял, что слова бесполезны – таким фанатизмом горели глаза Вэня, и поэтому всплеснул руками, но всё-таки хотел сказать всё, что думает…
Но вдруг Богдан осёкся – из-за отворота рукава на песок, который покрывал землю здесь, рядом с ручьём, вылетела чёрная горошина. Гравиграната, которую он считал потерянной, оставалась за складкой кожи всё это время – вода, видимо, сместила её в сторону, поэтому там, в реке, Богдан и не нашёл третью гранату. В складке разбухшей кожи шарик крепко держался и даже не вылетел за время езды на лошади. Сейчас куртка высохла, и граната выпала при резком движении руками.
Богдан замолчал и замер. На выпавший шарик Вэнь не обратил внимания – видимо, он его даже не заметил, – а замешательство Богдана истолковал по-своему – решил, что пленнику нечего сказать. Оба юноши переглянулись и продолжили седлать коней.
Богдан лихорадочно думал. Это был его шанс: он не мог ни в чём убедить этих парней – чтобы он ни говорил, они бы не поверили. Более того, теперь они уже просто побоялись бы развязать его и вернуть оружие. Если он не вывернется сейчас, то уж точно не вывернется – не может же столько раз везти в безнадёжных ситуациях!
Он опустился на колени и прижался лбом к песку, делая вид, словно стонет от отчаяния. На самом деле, Богдан схватил «горошину» связанными руками.
Китайцы, не обращая на него внимания, пошли к своим коням. Богдан встал и трижды сдавил смертоносную «горошину».
– Ребята, вы не правы! – крикнул он. – Видит бог, я думал, мы останемся друзьями, но вы сами всё испортили.
Лао и Вэнь в недоумении обернулись, и Богдан бросил гранату, одновременно отводя глаза – ему не хотелось видеть, как убивает парней, против которых он, в принципе, ничего не имел.
Подойдя к трупам, он несколько секунд всё-таки смотрел на то, что осталось от Вэня и Лао.
– Как вам, ребята, животы скрутило, однако, – не удержался он.
Найдя свой нож и, не включая полевой режим, Богдан перерезал верёвки, связывающие руки. Осмотрев лучемёт, он обнаружил, что «ретро-неомаоисты», пробуя стрелять из «чудо-оружия», израсходовали почти половину магазина. Сделать с этим, правда, было ничего невозможно, хоть изматерись, и оставалось лишь порадоваться, что есть ещё запасная обойма – в любом случае, он почувствовал себя теперь куда более защищённым.
На всякий случай он отрезал от кожаного ремня тонкую полоску и примотал последнюю обойму к корпусу лучемёта, чтобы весь оставшийся боезапас находился в одном месте.
Посмотрев на всходившее солнце, Богдан, несмотря на ломоту во всём теле и досаду от двойного убийства, которое ему пришлось совершить не по своей воле, усмехнулся вслух:
– Да, похоже, лучемёт тут нельзя показывать никому – так их неизвестные Творцы задолбали запугиванием карой за разработку «новейших технологий», что с ума прямо сходят аборигены, когда видят реальные диковинки.
Сам для себя он ещё раз мог констатировать, что уже почти привык обходиться простым оружием и даже, наверное, смог бы выживать с ним тут – надо только не плавать через реки, в которых слишком серьёзные твари водятся. А вообще-то, наверное, можно научиться как-то и всяких рыб-драконов убивать из лука – валили же его предки когда-то мамонтов! Главное – сноровка!
Внимательно осматривая окрестности на случай появления разного рода охотников на людей и часто сверяясь с картой, Богдан проделал в первый день большую часть пути до точки перехода. Он ехал на одной из лошадей, поскольку трёх других пришлось отпустить – он расседлал их и, шлёпнув каждую по крупу, пожелал счастья в новой жизни. Это были добрые домашние лошади, и, скорее всего, здесь, в лесостепи, они станут добычей хищников, но что ещё оставалось?
Поскольку в наследство от китайцев ему досталось некоторое количество сушёного мяса, овощей и сухарей, он не охотился, хотя по пути в этой местности ему встречалось множество дичи. Из балок и оврагов выбегали косули, скрывавшиеся в перелесках, из высокотравья вспархивали птицы – куропатки и какие-то более крупные, названия которых он не знал, мелькали заячьи уши и хвосты высматривавших их лисиц. Несколько раз издали Богдан наблюдал стада бизонов, которые как дичь его не интересовали, а один раз чуть не наехал на стаю волков. Крупный, метра полтора в холке, вожак зарычал, но бросаться не стал: волки лакомились тушей то ли оленя, то ли дикого осла, и были настроены относительно мирно – скаля сейчас зубы, они просто защищали свой обед.
Жизнь на этих просторах шла своим чередом, и Богдан скакал и скакал, вдыхая свежий чистый воздух и радуясь жизни, которую пока сумел сохранить, несмотря на все перепитии. Когда пришло время располагаться на ночлег, до нужного места оставалось не более десяти километров, но Богдану не хотелось рыскать в потёмках, хотя луна светила здесь куда ярче, чем на Земле. Он заехал в небольшую рощицу, отвёл коня подальше за деревья, и, затаившись в кустах на опушке, долго осматривал равнину, на которую опускалась ночь. Его бинокль утонул, а подзорная труба, которая имелась у китайцев, была разбита при «взрыве» гравигранаты. Богдану приходилось полагаться на своё зрение, которое по зоркости превосходило процентов на двадцать зрение любого самого зоркого землянина – это он заметил ещё на островах в океане, и был благодарен Главному Компьютеру, который сам предложил ему программу медицинской коррекции.