«Странники» Судоплатова. «Попаданцы» идут на прорыв; Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
– Все эти подробности сейчас совершенно не важны! Меня куда как больше интересуют эти неизвестные в немецкой форме, которые так легко сошли за своих при дневном свете и близком общении!
Мюллер повернулся к пленному, испуганно следившему за бурной дискуссией:
– А теперь вам придется вспомнить, как выглядели эти гости… — «Как мягко стелет! — обратил внимание на изменившийся тон начальника Освальд. — Если до этого он говорил резко, почти приказывал, то сейчас прямо добрый дядюшка, разговаривающий с непутевым племянником!»
– Главного я запомнил плохо — он рядом с начальником сидел… Помню только, что он еще лавку брезгливо так отряхнул.
– Какую лавку? — дослушав перевод до этого места, Мюллер перебил говорившего,
– Так для него я ее и принес.
– Лавку принес, как отряхивал, помнишь, а как выглядел — нет? — с веселой угрозой в голосе спросил допрашивающий. Бойке на секунду показалось, что Мюллер для поддержания образа сейчас погрозит русскому пальцем.
– Ну, он такой чернявый. Роста не очень высокого, на полголовы ниже меня. Нос острый.
– Вот видишь, а говорил «не помню»! — подбодрил Самчука Мюллер. — А погоны у него какие были? — И бригадефюрер выразительно похлопал себя по плечу.
– У этого-то? — наморщил лоб пленный. — А вот как у вас петлицы! На одной две закорючки, а на другой… На другой — три пуговки! Как у того! — И русский показал связанными руками на Освальда.
Мюллер повернулся к Бойке, потом снова посмотрел на Самчука:
– Может, и ромбик у него на рукаве такой же был, а? Ну-ка, унтерштурмфюрер, подойди сюда, пусть получше рассмотрит! — не оборачиваясь, поманил он Освальда.
С полминуты русский рассматривал вышедшего на освещенный «пятачок» Бойке, затем задумчиво почесал подбородок и ответил:
– А ведь верно, господин генерал! И буковки такие же на рукаве и даже галстух!
– Спасибо! — совершенно неожиданно сказал Мюллер и сделал знак переводчику следующую фразу не переводить. — Этого под круглосуточную охрану! Пускать кого бы то ни было только по моему личному разрешению! Ты, Бойке, снимаешь с него словесные портреты остальных. Мягко! Никакого насилия не разрешаю! Не забудьте его накормить! Артур, мы едем в этот лагерь!
Выезд сразу двух генералов — это всегда большая суета для свиты, тем более когда это не абы какие генералы, а начальники двух самых важных полиций Рейха. Особенно после позавчерашних директив и главкома сухопутных войск, и шефа РСХА о запрете перемещений в тыловой зоне группы армий «Центр» военачальников от дивизионного звена и выше без соответствующего сопровождения. «Как минимум — моторизованный взвод…» — Когда Мюллер вспомнил эту фразу из послания Гейдриха, а затем представил, как такая колонна будет пробираться по местным так называемым дорогам, он содрогнулся и сказал Небе:
– Давай сократим количество нахлебников.
– Генрих, а не боишься повторения истории?
– Артур, разве ты не понял, что случившееся с рейхсфюрером — это заранее подготовленная акция? — В кабинете они были одни, и откровенность Мюллера была вполне оправданна.
– Что мешает русским подготовить еще одну? Именно в расчете на то, что после такого громкого дела в здешних краях должно появиться много начальства?
– А что ты скажешь на то, что Советы еще не сделали громогласного заявления?
– Возможно, в Москве еще не знают о случившемся. — За последнюю пару дней начальник уголовной полиции так привык играть роль оппонента, что на практически каждую идею Мюллера находил свой контраргумент.
– Вот уж вряд ли! Вспомни их операции против собственных эмигрантов во Франции. Они ведь так и не признались ни разу, что исчезновение всех этих генералов — их рук дело. При такой тщательности… — Самый главный гестаповец осекся на полуслове и в задумчивости забарабанил пальцами по столу.
– Олендорф [45] или Гейдрих? — совершенно неожиданно сказал Небе.
– А почему не Канарис? — машинально ответил Мюллер и, стремительно повернувшись к собеседнику, словно не стоял до этого в задумчивости, переспросил: — Что? Что ты сказал?
– То, что ты подумал! — криво усмехнувшись, ответил Небе. — Если люди, на чей след мы вышли, с такой легкостью контактируют с военными, это значит, что они немцы. То, что они с точностью до — пусть будет — двух дней знали время прибытия жертвы и точный маршрут ее движения, указывает на контакты в Берлине. Рейхсфюрер же оттуда прилетел?
45
Отто Олендорф(нем. Otto Ohlendorf) (4.2.1907, Хохенэггельсен, Ганновер — 8.6.1951, тюрьма Ландсберг, Лех) — один из руководителей карательной системы Германии, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции (9.11.1944). Сын крестьянина. Некоторое время учился на экономическом факультете Кильского университета, но не окончил его. 28.5.1925 вступил в НСДАП (партбилет № 6531) и СС (билет № 880). С 1935 года — начальник отдела Имперского министерства экономики. В 1936 году переведен в Главное управление СД, где возглавил секцию в отделе II/2, с 1937 года — начальник штаба отдела. 27.9.1939, когда начало формироваться Главное управление имперской безопасности (РСХА), был переведен в СД и возглавил III управление РСХА, ведавшее службой безопасности (СД) внутри Рейха. Он же курировал работу «почетных агентов» СД, через которых мог контролировать фактически всю жизнь Германии. Ведомство О. осуществляло контроль за культурой, экономикой, промышленностью, внутрипартийной жизнью Германии. В июне 1941 года, после того как началась война с СССР и были созданы эйнзатцгруппы, О., оставаясь во главе управления, был назначен начальником группы «Д», действовавшей на Украине. Одновременно являлся уполномоченным начальника полиции безопасности и СД при командовании 11-й армии. Возглавив III управление РСХА, Олендорф организовал сбор сведений о положении дел в стране. Обобщенную информацию он 2–3 раза в неделю сообщал Гиммлеру в виде докладов «Сообщения из Рейха». Факт сбора информации вскоре стал известен партийному руководству, которое весьма негативно отнеслось к данному факту. Доверенные лица СД стали подвергаться преследованиям. НСДАП, СА, гражданские оккупационные администрации своими распоряжениями запретили сотрудничество с СД. Свое недовольство действиями Олендорфа выразил также и Борман, направив письмо Гиммлеру. Гиммлер, заверив Бормана в невмешательстве в дела партии, стал ограничивать полномочия III управления. «Сообщения из Рейха» все чаще стали возвращаться в разорванном виде с угрозами арестовать Олендорфа и разогнать управление. Кроме того, они были запрещены в Министерстве пропаганды. Положение Олендорфа еще более ухудшилось после назначения Гиммлера министром внутренних дел: был ограничен круг лиц, имевших доступ к «Сообщениям…», а через год они были и вовсе запрещены.
– Да.
– Вот видишь, информация о такой внезапной — а Гиммлер это любил — поездке дошла до непосредственных исполнителей максимум за неделю до события, что исключает всяких там водителей и обслугу просто в силу того, что они узнают о таком, как правило, за день или два. Добавим к этому форму. — Небе выразительно похлопал себя по левому рукаву, где красовался матерчатый ромбик с литерами «SD». — Возможно, в скором времени выяснится, что подозреваемые и жетоны служебные демонстрировали…
– А некоторая топорность, с которой обставлена не сама акция, а подготовка к ней, — продолжил за него Мюллер, — вдобавок наглость и беспардонность… Да, люди адмирала сработали бы интеллигентнее. В форму красных бы переоделись…
– Итак, кто? — подвел итог разговору Небе.
– Пока, Артур, будем считать, что этого разговора не было!
Несколько мгновений они постояли молча, потом начальник Пятого департамента кивнул и протянул начальнику Четвертого руку, которую тот пожал.