Странности
Шрифт:
— Где она?
— А ее знает… Спряталась куда-то.
— Можь ну ее?
— Да, жалко, бегает быстро.
— Ребя, у нас джип не заперт.
— Ну и пес с ней…
— Пошли тогда, а ты, гондон, чего джип не запер?
— Я ж с вами за ней побежал…
— С нами! Мал еще с нами за бабами бегать.
Голоса, перемежаясь со смехом и матерками, становились все тише, а студентка сидела в норе, беззвучно икая от страха. Ноги не слушались, а руки словно примерзли к земле. Голоса исчезли, старый сад рядом с моргом молчал: апрельская ночь была немой и темной. Девица услышала тихое поскуливание, и под ноги ей выкатился мягкий плюшевый клубочек, который, встав на задние лапы, моментально вылизал ей лицо, подобрал начисто всю помаду и уткнулся в ухо холодным мокрым носом.
— Собачка, ты чего здесь делаешь, собачка? — студентка запустила пальцы в мягкую теплую шкурку, от которой пахло молоком и пылью.
Инстинктивно она почувствовала присутствие других существ. Подняла глаза: чуть дальше, в норе, а точнее пещере, стояла свора крупных собак. Желтые глаза смотрели на нее, не мигая. Щенок недовольно тявкнул и выскользнул из ее рук. Он вернулся через секунду, катя перед собой белый шар, в котором практикантка с содроганием узнала человеческий череп.
— Хорошая собаченька, умная собаченька, — голос дрожал.
Она выбралась наружу и, пятясь спиной вперед, стала отступать, пока не уперлась в ствол дерева. Собаки вышли из норы и внимательно смотрели на нее круглыми блестящими глазами.
— Я не хочу… — обреченно пролепетала девица и, лишившись чувств, съехала по стволу на кучу истлевшей за зиму листвы.
Один из желтоглазых подошел и осторожно обнюхал ее лицо. Этой дурочке повезло: у нее был хороший надежный защитник — запах хозяина. И верные телохранители, подумав, решили оставить ее, как она оставила их детеныша. Они бесшумно отступили в темноту, подарив ей на память остов протухшей головы бедного Лелика.
В тот год Антип понял, что его жизнь должна сложиться по-другому. Ему стало мало безраздельной власти над собачьим царством, хотя он знал, что держит в своих руках жизнь любого из городских жителей. И если потребуется, любого разорвет в клочья, как рвали его охотники мертвецки-пьяных алкашей и балдевших от кайфа подростков. Ему стало мало безгласного собачьего общества, хотя радовало, что от поколения к поколению все больше рождалось умных желтоглазых псов, которые знали, для чего они собираются в круг по ночам. Антипу нравился этот обряд — он сам его придумал. Возвращаясь поздно с работы, сворачивал в старый сад рядом с моргом. Там его уже ждали. Проходил, не торопясь. Аккуратно клал под куст портфель с бумагами, и садился в центре собачьего круга. Поднимал голову, глядя, как трудится в вышине мать ночи — большая белая паучиха, соткавшая на ночном покрывале белый узор. Молчал, думал. Луна смотрела пристально и ждала славословий. Антип начинал первым. Человеческий голос подхватывал регент с серебряной холкой, вступали другие псы — и в небо улетал плачущий вой, надрывавший сердце и заставлявший слезы катиться по щекам. Антип, которому для общения с собаками не нужны были слова, пел вместе со своим народом песню одиночества, вечной неприкаянности и тоски.
— Аууууууааааа, — многоголосый вой сливался с жалобой других собак.
В этот миг, он знал, весь район с содроганием слушает, как растет, ширится и растекается в холодном воздухе горькая сиротливая нота. Когда из его горла вылетал последний, чуть хрипящий звук, в голове наступало просветление, и Антип с удивлением осознавал, что понимает этот мир так, как не понимает его ни одно из дневных существ. Он молчал, глядя по очереди в глаза императорской своре. Свора отвечала честным лунным взглядом. Антип вздыхал: все хорошо, все правильно, он не одинок. Тогда он поднимался, подбирал свой портфель и шел домой, где ждала его сытая толстая жена, готовая пересказать очередную серию мыльной оперы или пожаловаться на то, что у нее нет новых сапог.
Собаки так и не нашли ему избранницу, пришлось жениться на Гале — кроткой и тупенькой дочери материной подруги. Антип знал, что это временно, и все еще можно изменить, но годы шли. И через неделю ему исполнялось тридцать пять. Возраст, когда мужчина оглядывается назад и смотрит, чего он достиг в этой жизни.
Он все чаще вспоминал костер, который разжег в безымянной деревне. И думал, что ничего, в сущности, еще не сделал, хотя государство было создано, и его собаки безраздельно владели городскими пустырями и помойками. Где-то шли бои, желтоглазые докладывали: вот еще один стратегический пункт взят, еще одно кареглазое собачье семейство примкнуло к их клану. Он понимал, что достиг вершины своего могущества и задумывался, что делать дальше. Что делать дальше, Антип не знал. А потому тянул время, изредка устраивая «королевские охоты» на шатающихся от пьяни алкашей и шустрых неприметных убийц с заточенными отвертками. Он никогда не охотился ради собственного удовольствия. Травля устраивалась, когда выдавался голодный месяц или в честь особенно важного события. Например, рождения у Седого единственного детеныша — случай для собак редчайший. В те ночи Антип брал с собой пару медицинских перчаток и шел в самый глухой и дальний район, где молча указывал на одинокую жертву. Желтоглазые, приводившие на охоту молодых щенков, все делали сами. Подросшее потомство Антип подпускал к еще теплой добыче первым и безразлично смотрел со стороны, как дети весело растаскивают тело по частям, оставляя на земле одни только вылизанные белые кости, на которых не оставалось уже ни греха, ни мяса. Когда поживиться было нечем, Антип надевал перчатки и шел забирать голову. Кости и документы телохранители зарывали на безопасной глубине. Уборщица обманывала. Антип не пил человечью кровь: сама мысль об этом была ему противна.
В тот год его потянуло к людям. Не от тоски, а, скорее, от любопытства и скуки. Он узнал, что на дворе 2002 год и большинство его однокурсников давно уже пристроились в хорошие места. Один только он по-прежнему ездит на стареньком отцовском москвиче, и живет в однокомнатной квартире с ленивой, некрасивой, рано состарившейся женой. Галя заискивающе улыбалась и рассказывала, что у ее подруги новое пальто, а она пятый год ходит в старом, что у них сломался телевизор, и теперь она смотрит только два первых канала, а все самые хорошие сериалы на других. И обои бы неплохо новые поклеить, и тюль-то у них старенький, еще в перестройку у турков купленный, а дома ей скучно, и ребеночка она никак не родит, хотя вот у других уже по двое бегает. Галю было жалко, как жалко было в детстве побитую собаку. В один из вечеров он пообещал ей, что все будет хорошо, купит он ей тюль, пальто и новый телевизор, а ребеночка… Ну ребеночка, видно, Бог не дал.
К нему стали приходить странные мысли, а не заигрался ли он со своими собаками, не разбудили ли его странности какого-то темного древнего демона, ненасытного, как индийская богиня Кали. Чтобы рассеять сомнения и укрепить дух, ходил по ночам на круг, пел со всеми протяжные лунные песни, и замечал на себе пристальный взгляд седого вожака. Желтоглазые слабости не прощали, не прощали и предательства. Антип понимал, как бы он не пытался изменить свою жизнь к лучшему, никуда ему не деться от этого мрачного ночного воинства и никогда не избавиться от странных своих примет: вертлявых пальцев, лунатизма, редкой памяти, родимого пятна на голове, да и другого, о чем людям даже рассказывать страшно.
В голове Антипа начинала ворочаться смутная догадка. Он знал, что подошел к какому-то рубежу, и скоро все будет по-другому, нужно только еще немного подождать и что-то сделать. Тем временем, он попросился на свою кафедру преподавателем. В морге тоже навел порядок, и все взятки, которые раньше совали в карманы его подчиненных, стали стекаться в его закрома. Дома ночевал редко, ссылаясь на то, что Галя затеяла ремонт, а он не выносит запаха краски. Жена звонила на работу, сообщала, что была в магазине и видела плитку керамическую, испанскую, с дельфинами. Вздыхая, говорил:
— Ну, покупай испанскую, если хочешь.
На следующий день Галочка докладывала, что шла за плиткой и увидела костюмчик, которого нет ни у кого из ее подруг. Он рассеянно кивал, думая, что обратной дороги нет, и ему надо успеть забить домашним скарбом квартиру с Галей, а потом будет поздно. Почему поздно, он не знал, но крутился, как белка в колесе. В конце семестра его вызвал декан и, похвалив, предложил продолжить преподавательскую работу, а заодно заняться научной деятельностью. Антип кивнул и занялся еще репетиторством и вымогательством, вытягивая деньги с практикантов, которых нарочно заставлял копаться в самых гнилых и старых трупах. Студенты совали деньги и обещали по случаю прибить гнусного препода. Антип только усмехался: «Пусть попробуют». Деньги он откладывал не для себя, а для жены.