Странные Эоны
Шрифт:
Но, пока он шел, заглянул в открытую дверь рабочего кабинета, и все здоровье и спокойствие пошли прахом. Кабинет выглядел едва-едва освещенным. Там ничего не было тронуто. В комнате царил полный порядок. Но стол, на котором лежало то самое полотно, был пуст.
Картина исчезла.
Полуночный свет пробудил горы и проник в окна рабочего кабинета Кейта.
Посмотри, — обратился он к Уэверли, — как они могли пробраться сюда, за окно?
Тот, оказавшийся в его комнате неизвестно откуда, ответил:
А ты убежден, что у тебя в кабинете ничего не пропало?
Ну да, конечно, — Кейт указал на фигурки из гагата и слоновой кости. —
Уэверли отошел от окна. — Ответ понятен. Это все те же люди, что пришли к Сантьяго, чтобы забрать у него весь каталог его приходов и расходов. Должно быть, он записывал все свои покупки и продажи, включая и ту самую картину. Так они нашли твой собственный чек и адрес, указанный на нем.
Кейт ухмыльнулся. — Я так понимаю: они времени не теряли?
— Я должен тебе сказать: тебе очень повезло, что ты оказался у меня дома, когда они были здесь, — сказал ему Уэверли. — После всего того, что случилось с Сантьяго… — Он резко прервался и перешел на другую тему:
— Ты читал свежие газеты?
— Нет, но я посмотрел утренние новости по телевидению. Этим утром полиция обнаружила тело после того, как разносчик газет вошел в магазин с заднего входа. В репортаже нет ничего того, о чем бы мы не знали, однако они продолжают расследование, — Кейт нахмурился. — Полагаю, они собираются снимать отпечатки пальцев.
У тебя, надеюсь, не было никаких трудностей с ФБР? — спросил Уэверли.
Конечно, нет.
Как и у меня. Поэтому наши отпечатки пальцев там не зарегистрированы. Мы совершенно чистые и свободные.
Свободные? — Кейт уставился на стол, где раньше лежала картина. — Знаешь, у меня такое ощущение, что я больше никогда не смогу почувствовать себя свободным.
Еще как почувствуешь, только нам надо выяснить что за всем этим скрывается.
Кейт покачал головой. — Я говорил уже, что нам надо сделать передышку. Пускай полиция занимается всем этим. Но я продолжаю думать, что нам следует рассказать им обо всем, что нам известно.
Рассказать им — о чем? О том, что ты обнаружил убийство прошлой ночью и не сообщил об этом, а теперь еще кто-то украл портрет вампира, и ты хочешь его вернуть?
Ладно, давай не будем больше касаться этой темы.
Теперь уже слишком поздно. Тот, кто это сделал, знает о тебе, — Уэверли глубоко вздохнул. — Я не хочу выглядеть паникером, но на твоем месте я бы исчез отсюда хотя бы на несколько дней. Сними комнату в мотеле и не высовывайся. Я не думаю, что они вернутся в ближайшее время, поскольку картина у них, но — как знать?
Пожалуй, что так. Мы ничего не знаем об этих людях — или об этом человеке, — если в дело втянут только один. И у нас даже нет ключа.
— Я полагаю, мы сможем его найти, — Уэверли подошел к креслу и поднял с подушки на его сидении небольшой пакет. Положив на стол, он развязал его; там было с полдюжины книг. — Вот что я принес, — сказал он. — Ты можешь почитать это в мотеле. Но, пожалуйста, будь очень осторожен — никаких кофейных пятен. Некоторые из этих книг чрезвычайно ценны.
Кейт подошел к столу и стал перебирать тома, читая вслух для себя их заглавия: «Посторонний и другие»; «За стеною сна»…
Собрание рассказов Лавкрафта, — объяснил ему Уэверли. — «Маргиналия» — та самая книга в желтом запыленном переплете, которую ты видел прошлой ночью. Остальные книги — это биографии и мемуары: «Лавкрафт» де Кампа, «Мечтатель с ночной стороны» Лонга и «Последние годы Лавкрафта» Коновера. Думаю, что тебе следует сначала прочитать художественные произведения, а фактические материалы — уже после.
Но как это поможет?
Искатели ужасов выбирают для своих поисков странные, угрюмые и отдаленные места, — сказал Уэверли. — Об этом писал Лавкрафт в одном из своих рассказов, и я думаю, ты поймешь, что он был прав. Каким-то образом в его сочинениях и биографии мы, возможно, найдем ответ на интересующий нас вопрос.
Я не уверен, что хочу найти этот ответ.
Теперь уже это не играет роли — у нас нет другого выбора, — лицо Уэверли выглядело зловеще. — Сам факт нашего выживания, может быть, зависит от того, сумеем ли мы обнаружить и понять, что за всем этим стоит. Прочитай эти книги, друг мой. Читай так, как будто бы от них зависит твоя жизнь. Потому что это действительно так.
Мотель был воплощением всего того, что Кейт презирал: стерильное функционирующее подобие пластикового комфорта и безликой современности. Но в течение следующих трех дней он уже почти не обращал внимания на то, что его окружало, потому что с помощью книг, которые дал ему Уэвер- ли, он начал изучать иной мир.
Именно в Новой Англии в 1890-е годы случилось то, что Говард Филипс Лавкрафт явился на свет — единственное дитя благородных родителей преклонного возраста. Его отец умер, когда Лавкрафту было восемь лет, и он провел свои ранние годы с матерью, чьи странности часто оборачивались разными душевными расстройствами. Слабое здоровье привело к тому, что он нашел себе прибежище в чтении, в результате чего он получил весьма обширное, самостоятельно полученное образование. Будучи молодым человеком, он чувствовал себя отчужденным от современного общества, и, чувствуя свою связь с прошлым, внешностью и манерами уподоблялся восемнадцатому веку. Посторонний в современном ему мире, он, в то же время, остро интересовался современной ему наукой. Он публиковался в астрономическом журнале и состоял членом нескольких любительских журналистских объединений. Вскоре он вступил в переписку с другими авторами.
А когда сам Лавкрафт вступил на путь писательства, он избрал область фантастики. Его ранняя поэзия подражала классическим образцам; его ранняя проза содержала черты, сравнимые с произведениями Дан сени.
Но в 1920-е годы после смерти матери Лавкрафт поселился в доме с двумя престарелыми тетушками, и, поскольку ручеек из денег, оставленных ему в наследство, иссякал, он был вынужден войти в иной мир. Он стал писателем-призраком, корректирующим произведения других авторов, а затем начал профессионально публиковать свои собственные рассказы. Постепенно он входил в жизнь общества. Одинокий ночной бродяга по улицам Провиденса, он теперь путешествовал вдоль Атлантического побережья в поисках старинных береговых знаков, а потом поселился в Нью-Йорке. Однако через несколько лет, после того как он успел жениться на весьма преуспевающей бизнес-леди и развестись с ней, он снова возвратился в Провиденс, где продолжил вести корректорскую работу, переписку, сочинение собственных произведений вплоть до смерти от рака, настигшей его в 1937 году и прервавшей его писательскую карьеру.