Странные клятвы
Шрифт:
Адриан напрягся, но на жену так и не взглянул.
– Что же ты вспомнила?
Она густо покраснела от воспоминаний страстных моментов любви или того, как выкрикивала его имя в минуты острого наслаждения.
– Я помню выздоровление, наши нежные отношения и свадьбу. Думаю, вспомнила почти все. Но, хотя картины, вставшие перед глазами, яркие и живые, не могу поверить, что все это случилось со мной.
Мериэль задумалась, пытаясь понять, о чем хочет сказать и как это выразить.
– Кажется, что женщина, которая вышла за тебя замуж, отделена от меня стеклянной перегородкой,
Мериэль зашагала в сторону каменных кругов и прислонилась к одному из камней. Камни простоят здесь века – немое свидетельство человеческой потребности в вере, а она и Адриан умрут, и про них забудут.
Успокоившись, она повернулась к мужу:
– Кто ты, Адриан? Мясник, демон из преисподней, посланный на землю, чтобы мучить меня? Или, может, ангел, который любит меня и которого люблю я?
– Я никто, моя дорогая, – его голос звучал тихо и слабо. Адриан наконец взглянул на жену. – Я просто человек, хотя во мне больше от демона, нежели от ангела.
Губы Уорфилда искривились в насмешливой улыбке.
– Я никогда не чувствовал себя свободным. Думаю, в этом только моя вина. Всю свою жизнь я заставлял себя подавлять дурные наклонности и злобу, старался отстроить замок и исполнить клятвы ненависти и мести, которые дал, будучи еще совсем юным. Затем встретил тебя.
Адриан прошел по кругу с грациозной красотой хищника.
– Я полюбил тебя с первого взгляда и не только потому, что ты красива, а потому, что затронула тайные струны моей души. Ты святая, моя дорогая, и такая же свободная, как сокол, которого так любишь.
Уорфилд остановился.
– Аббат Вильям говорит, что мы часто убиваем тех, кого больше всего любим, и он прав. Будучи мужчиной и болваном, я пытался заточить тебя в клетку, привязать к себе, разрушить то, что больше всего любил в тебе. Я не понимал, что убивал твою душу, до тех пор, пока чуть не убил тело.
Он посмотрел на Мериэль – его лицо походило на посмертную маску.
– Ты победила, моя дорогая. Твое желание быть свободной сильнее моей способности помешать этому. Поэтому иди с Богом, я не стану использовать закон, чтобы удержать тебя.
Мериэль смотрела на мужа, слезы застилали глаза от его удивительной честности. Она подумала о цитате из Библии, не из песен Соломона, а из Луки: «Его грехи, которых неисчислимое множество, прощены, ибо он любил много». Только Господь знает о сокровенных тайнах души, но Мериэль почувствовала, что наконец поняла Адриана, заглянула ему в душу и увидела истину. Любя ее больше всего на свете, он грешил против нее, заключив в темницу женщину, чья душа не могла выжить без свободы.
И теперь, любя, Уорфилд освободил ее, чтобы она смогла сама сделать выбор. Будто Мериэль была соколом, которого хотят освободить и бросить в небо против ветра. Де Лэнси снял путы с ног и колпак с глаз,
Ничего, кроме любви, самых крепких пут на свете.
Наконец ответ пришел к ней и оказался довольно прост. Хотя у мужа имелись и плохие качества, у нее не было причин бояться их. Да, в прошлом Уорфилд причинил ей немало горя, но жизнь преподала ему горький урок, и теперь Мериэль не сомневалась, что такого больше не повторится. Когда несчастный случай заставил ее забыть о гневе и упрямстве, она другими глазами взглянула на графа, увидела только хорошее и влюбилась. Вместе они испытали страсть, узнали доверие, веселье, счастье. Теперь, когда появилось право выбора, Мериэль поняла, что есть только один мужчина на свете, которого она любит.
И хотя однажды она поклялась не поддаваться ему, теперь изменила свое решение – некоторые клятвы вообще не следует произносить, тем более выполнять. Дрожа, де Вер подошла к мужу, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Адриан напрягся при ее приближении, лицо выражало отчаяние.
– Придя сюда, я не знала, чего хочу от тебя, но сейчас поняла, – Мериэль заглянула в его глаза, пытаясь точнее выразить слова, идущие от сердца, и вспомнила неоднократно выручавшую ее песнь Соломона. – «Ночью в своей постели я искала того, кого любит моя душа, но не нашла».
Лицо Адриана вспыхнуло от затеплившейся надежды, но он все же не прикоснулся к жене, только ответил:
– «Поднимайся, любовь моя, моя красавица, и иди ко мне».
– «Потому что прошла зима, кончился дождь», – закончила за него Мериэль. Затем обхватила за шею, прижала к себе, чтобы поцеловать. Даже теперь она дрожала от страха, пока ее губы не коснулись его рта.
Стена сомнений, отделявшая ее от женщины, которая была женой этого мужчины, разбилась, как стекло, разлетелась на куски. Мериэль ощутила, что ее переполняет любовь.
– Бог свидетель, я люблю тебя, Адриан, – прошептала она, плача и смеясь одновременно. – Не знаю, как смогла забыть это даже на мгновение. Наверное, где-то в глубине души я опасалась, что никогда не буду свободной, если признаюсь в силе любви к тебе.
Уорфилд сжал ее в объятиях с силой утопающего, хватающегося за соломинку.
– Не имеет значения, что ты забыла, – его голос дрожал. – Главное, сейчас ты вспомнила.
Голод, испытываемый Мериэль за долгие недели одиночества, усилил желание. Слов было явно недостаточно, только страсть могла выразить счастье и потребность друг в друге.
Эротические мечты Мериэль казались живыми, но все же какими-то нереальными, но теперь она чувствовала, что желание, охватившее ее, реально. Каждая частичка тела отвечала на ласки Адриана, на поцелуи и жадные, ищущие руки. Запах, прикосновения, вкус опьянили ее. И Мериэль знала, что прекрасна, ибо ее красота отражалась в его глазах.
Потребность удовлетворить страсть оказалась настолько сильной, что впоследствии Мериэль не помнила такие детали, как раздевание, сооружение импровизированной постели из плащей. Единственной реальностью была страсть. Она хотела, нет, нуждалась, чтобы их тела соединились, как уже соединились сердца и души.