Странные клятвы

Патни Мэри Джо

ГЛАВА 7

Вернувшись в свою комнату, Адриан положил пряжу и, подойдя к окну, смотрел на раскинувшийся внизу пейзаж, размышляя, как великолепно выглядела Мериэль на породистой лошади. Боже, какая все-таки она необычная женщина. Удивительно сильная воля, независимый и свободолюбивый, как у сокола, харак­тер. Ее невозможно держать взаперти, как нельзя удержать солнечный луч. Улыбка исчезла с лица муж­чины. Дикую птицу можно приручить, но удастся ли это в отношении Мериэль? Девушку нельзя отнести к диким созданиям, она все-таки

цивилизованна, но воспитать в ней послушание, скорее всего, невозмож­но. Она останется такой, как сейчас, сопротивляясь мягко, но настойчиво.

Вздрогнув, мужчина оборвал свои мысли. Очевидно, вначале он обошелся с девушкой слишком круто и откровенно. Сокольничий приручает птицу, обра­щаясь с ней мягко и осторожно, первым делом при­учая ее к своему присутствию. В отношении с плен­ницей необходима такая же тактика. Прогулка верхом прошла более-менее успешно, если, конечно, не счи­тать попытки сбежать. Девушка расслабилась, смея­лась, живо реагируя на его реплики. Уорфилд с радостью отметил в ней такие черты, как быстрота ре­акции, жизнерадостность и упорство. Если вести себя согласно намеченному плану, приучая к себе посте­пенно, то скоро она уступит сама.

Адриан рассеянно потер раненую руку и попытал­ся выбросить из головы образ ее чудесного тела, ощу­щение тонкой фигурки под собой и красоту обнажен­ной груди. Несомненно, Мериэль заслуживала роскошных нарядов, и он решил подарить ей несколько платьев.

Находясь полностью в его власти, она не выказа­ла страха, сумела развеять его ярость, когда он нахо­дился на грани совершения насилия. Воспоминание об этом было пыткой и желанием, и Уорфилд заста­вил себя трезво взглянуть на происшедшее. В реак­ции девушки на ласку было удовольствие – он давал голову на отсечение, однако отчаяние там тоже при­сутствовало.

Это наводило на мысль о девственности, хотя по возрасту Мериэль уже давно должна иметь мужа и детей. Поэтому в обращении с ней приходится быть вдвойне осторожным. Господи, как же трудно кон­тролировать себя, держа в объятиях чудесное, трепе­щущее тело. Сейчас это казалось гораздо проще, но только потому, что ее не было рядом.

Во внешнем дворе замка находилась большая цер­ковь, в деревне имелась своя, но, за исключением мессы, Адриан предпочитал уединение в собственной молельне. Надеясь успокоить дух и тело, он последо­вал в дальний угол комнаты, где узкая дверь вела в небольшое святилище. Часовня выходила на юго-за­пад, и дневное солнце проникало в помещение через маленькое оконце, бросая цветные блики на пол и алтарь.

После постройки нового Уорфилда его владелец никогда не отступал ни от христианской веры, ни от традиций христианства. Он следовал законам церк­ви, давая деньги аббатству Фонтевиль и другим мо­настырям. Один-два раза в году Адриан на несколько дней уезжал в Фонтевиль, чтобы напомнить себе, ЧТО действительно имеет большую ценность.

Но, тем не менее, он понимал, что все больше отдаляется от Бога. Несмотря на постоянные молит­вы, Адриан чувствовал, что в душе нет больше мира и покоя, составляющие основу его существования. И очень сожалел об этом.

Еще в детстве он представлял свою душу в виде серебряного кубка. В те дни, когда душа была напол­нена святым духом, кубок блистал, как отполирован­ное и начищенное серебро, лишь кое-где на сверкаю­щей поверхности виднелись темные пятна. Но с годами серебро потускнело. Неужели душа почернела от того, что жить приходилось в миру, а не в монастыре, и эта жизнь полна коварства, лжи и насилия? Или же его дух

столь несовершенен, что с годами это стано­вится все более очевидным?

Адриан стал на колени и попытался прочесть мо­литву, прося у Бога силы и мудрости, терпения и доброты для завоевания Мериэль, однако никак не мог успокоиться. Через некоторое время, открыв гла­за, он взглянул на маленькую статуэтку Божьей Ма­тери. Она всегда успокаивала его.

Адриан начал молиться, но сегодня слова не име­ли никакого значения. Чем усерднее он старался со­средоточиться, тем больше нервничал, перед ним вста­вало лицо Мериэль – сначала доброе и честное, потом несчастное и печальное.

Глаза девушки, полные упрека, все еще смотрели на него, заглядывая прямо в душу, когда мужчина вновь закрыл глаза Тяжело дыша, он старался вы­бросить этот образ из памяти, но не мог. Адриан знал упрямых, черствых монахов-аскетов, утверждающих, что все женщины – исчадия ада, и именно они сказа­ли бы, что Мериэль послана Сатаной, чтобы украсть его душу. Однако Уорфилд понимал, что проблема не в ней, а в нем самом.

С годами молитвы потеряли святость, но в этот раз граф вообще не мог молиться. В отчаянии мужчи­на открыл глаза. Его взгляд скользнул мимо статуи Богоматери, мимо золотого распятия, висевшего на стене. Выше находилось небольшое оконце с разноц­ветными стеклами, выполненное в форме голубя, оли­цетворявшего Святой Дух.

Уставившись в стену немигающими, ничего не ви­дящими глазами, лорд услышал жесткий властный внутренний голос: «Освободи ее».

Дрожь пробежала по телу и устремилась, как ему казалось, прямо в душу. Сердце словно сжали ледя­ные пальцы, когда Уорфилд встал перед фактом, ко­торый пытался скрыть от самого себя: независимо от своего высокого положения, дающего много прав и свобод, независимо от тех чувств, которые испыты­вал к Мериэль, невзирая на заточение девушки яко­бы ради ее собственной безопасности, то, что он де­лал, изначально было неправильным. Это грех самонадеянности, совершенный против невинности из-за дьявольского искушения.

Неудивительно, что в последнее время граф не находил времени для исповеди – как он мог признаться в таком черном поступке, если даже не испытывал настоящих угрызений совести. Боже, помоги заблуд­шему грешнику!

Адриан знал, что, отпустив Мериэль, вновь смо­жет молиться. Освобождение девушки не очистит душу от греховных помыслов, но, по крайней мере, Уорфилд сумеет без смущения смотреть на статую Божьей Матери. Тогда он будет прощен и вновь получит Божье благословение.

Дыхание молящегося участилось. Адриан так стиснул пальцы, что из-под ногтей показалась кровь. «Ос­вободи ее», – господи, так просто, но он не в силах это сделать, и Господь Бог покарает его, потому что даже ради спасения своей души он не позволит де­вушке уйти.

Сэру Венсану де Лаону еще не приходилось бы­вать в доме еврея, и он неохотно ехал туда, не зная, чего ожидать. Прибыв по адресу, рыцарь увидел, что дом Бенжамина Левески ничем не отличается от жи­лища любого другого богатого купца, за исключени­ем того, что построен из камня, а не из дерева. На­верное, для прочности и защиты.

Бенжамин Левески оказался человеком преклон­ного возраста с огромным хищным носом и темной бородой, в которой мелькали серебряные пряди. Вре­мя от времени он ссужал деньги, занимаясь ростов­щичеством, но основным его занятием являлась тор­говля. Самым примечательным в лице были глаза – проницательные, живые угольки, выдающие челове­ка, умеющего распознать выгоду в любом деле.