Странный генерал
Шрифт:
Пуля ударила Дмитрия в плечо. Он пошатнулся, но продолжал идти. Вторая пуля пробила руку – он продолжал идти.
Буры на ходу начали стрелять.
Еще одна пуля. Она угодила в горло. И это был конец. Уронив голову и прижимая подбородок к груди, Дмитрий скорчился, прикрывая мертвое тело Беллы, ноги его подогнулись, он стал валиться, валиться вбок, так, чтобы Белла могла упасть на него, чтобы ей не было больно.
Буры шли все быстрее и стреляли. Английские цепи расстроились и побежали…
Давыдов, медленно и немо отводя окровавленные руки назад, поднял голову, плачущими глазами отыскал Петра
– Поздно вы меня познакомили со своим другом. Поздно. Ничего нам уже не сделать.
Но Дмитрий еще жил. Он лихорадочно, очень часто и хрипло дышал, кровь мешала ему.
Какой-то всадник с лету осадил коня у лазаретной палатки и выпрыгнул из седла.
– Мне нужен генерал Кофальоф.
Буры расступились:
– Питер… Коммандант…
Петр стоял окаменелый.
– От генерала Бота, – сказал приехавший и протянул ему пакет.
Почти машинально Петр вскрыл его и, не понимая значения первых строк, прочел:
Генералу Питеру Кофальофу.
По получении сего Вам надлежит отойти к Силвертону и занять оборону в ущелье вдоль железной дороги фронтом на юго-запад.
Ниже рукой главнокомандующего, собственноручно, было добавлено:
Поздравляю с заслуженным чином, Трансвааль надеется на Вас.
Бота.
Петр прочел, а глаза его казались бессмысленными.
– Что передать командующему, генерал? – обеспокоенно спросил посыльный.
Тупым, деревянным голосом Петр ответил:
– Передайте, приказ будет исполнен.
Дмитрий пошевелился и пытался открыть глаза. Он хотел что-то сказать. Петр порывисто склонился к нему.
– Петро, – понял он. – Это ты… генерал?.. На заводе бы… узнали… Поклонись… там…
Тело его сильно дернулось, он вытянулся – как солдат по извечной солдатской стойке «смирно», губы судорожно сжались.
Буры медленно стянули шляпы…
ЖИВЫЕ ДОЛЖНЫ БОРОТЬСЯ
Третий день над долиной Вилге уныло виснут серые зимние облака. Третий день нудит холодный мелкий дождь.
В кухне домика на окраине Бронкхорстпрейта Антонис Мемлинг играет с хозяином в карты. Игра обоим осточертела, но после каждой партии хозяин дома, чернявый и морщинистый гололобый бур, неизменно говорит, шепелявя: «Ну, шкинем еще?» – потом неторопливо, долго и старательно тасует замусоленную истрепанную колоду и, поплевав на грязные скрюченные пальцы, раскладывает карты. Время от времени оба они посматривают на дверь в комнату и прислушиваются.
У двери недвижно сидит на корточках Каамо. Он сидит так, должно быть, уже не один час. Там, за дверью его Питер. Питеру плохо. Вот уже полтора месяца ему плохо. Полтора месяца прошло, как погиб Дик, а Питер все еще не может прийти в себя. Ему надо было тогда поплакать. Что ж, что мужчина, – слезы помогают и мужчинам. Каамо говорил ему: поплачь – Петр не хотел его слушать. Он сделался сам не свой. Другие этого, может, и не замечали: Питер разговаривал с ними, как обычно, и делал все, что нужно делать, но он стал совсем другой. Прежний Питер ушел куда-то, спрятался вовнутрь, а другой в его оболочке делал за него все его земные дела – ел, отдавал распоряжения, воевал.
Воевал он даже еще лучше прежнего. Когда они по приказу
Когда после, на военном совете, главнокомандующий благодарил его, генерал Ковалев все лестные слова выслушал мрачно и безмолвно, словно касались они совсем не его. Возможно, он даже и не слушал их вовсе; он стоял недвижно, с плотно сжатыми губами, смотрел куда-то вдаль, за хмурый вельд, и в серых его славянских глазах ничего, кроме глухой тоски, не было.
На том же военном совете была утверждена новая дислокация сил. Якобу Деларею со всеми коммандо западных округов предложено было оставаться на западе от Претории. К северу от павшей столицы, по железнодорожной линии на Питерсбург, располагались части генерала Хроблера. Христиану Бота, брату главнокомандующего, поручалась охрана подступов к дороге Претория – Лоренцо-Маркес с юга. Генерал Ковалев оставался в распоряжении Луиса Бота, войска которого должны были, сдерживая основные силы англичан, наступавших от Претории, прикрывать Махадодорп, новую резиденцию правительства. Таким образом, Трансвааль перешел к системе круговой обороны.
После этого кригсраада – он состоялся в средине июня – пришло длительное затишье. Англичане приостановили наступление, подтягивая резервы и пытаясь навести порядок в тылу, на оккупированных землях. Буры тоже приутихли, войска их изрядно поредели; значительная часть бойцов разошлась по домам, многие двинулись на восток, к границам португальского Мозамбика, где у трансваальцев искони были зимние пастбища, – без этого не прокормить бы ни стада рогатого скота, ни лошадей. Бурский лагерь под Бронкхорстспрейтом, где размещался штаб главнокомандующего, сделался совсем немноголюдным. Правда, правительством уже были разосланы по стране агенты, чтобы предупредить буров, что к августу Бота вновь собирает граждан республики под боевые знамена…
Дождь все нудил и затягивал в дремоту. Петр отложил книгу и поднялся с узкого деревянного диванчика, на котором валялся весь день. За дверью, на кухне, негромко переговаривались хозяин дома и Антонис Мемлинг. Дуются, как обычно, в карты. Раскурив трубку, Петр подошел к окну.
За частой сеткой дождя смутно виднелись лагерные палатки. У коновязей стояли понурые мокрые лошади часовых. Какой-то карапуз в большой отцовской шляпе, накрывшей ему уши, сосредоточенно бросал камни, метя в консервную банку, валявшуюся посреди громадной лужи. Судя по всему, он решил выбить банку к противоположному краю лужи. Большинство камней летело мимо цели, но малыш со всей серьезностью продолжал начатое дело. Упрямый выйдет из паренька бур.