Странствия Афанасия Никитина
Шрифт:
В XIV и в начале XV века во всем мире славилась Кафа своим богатством, роскошью, силой и предприимчивостью. И недаром гордилась своей крымской колонией Генуэзская республика, называя Кафу «владычицей великого моря», а само Черное море — «Генуэзским озером». Ибн-Батута считал Кафу портом мирового значения.
В 1453 году пала под ударом турок Византия, и было ясно, что рано или поздно генуэзская колония Крыма тоже должна сделаться турецкой добычей.
Кафа постепенно умирала, как умирает человек, у которого перерезаны жизненно важные артерии. Турецкий султан, не сумев сразу захватить генуэзские колонии, закрыл проливы, и генуэзские корабли не могли уже проникнуть в Черное
Для Генуи было очевидно опасное положение Кафы, но истощенная войнами республика почти ничем не могла помочь своим черноморским колониям. Вскоре после захвата Мухаммедом II Византии решено было уступить колонии на Черном море в аренду могущественному генуэзскому банку св. Георгия, который своим флотом, войсками и огромным богатством затмевал даже саму республику. Эта передача не спасла Кафы, как известно, захваченной турками в 1475 году, но несколько оттянула ее гибель, продлила ее агонию.
Вот в эти последние годы жизни Кафы и был там Никитин. Он стремится в Кафу, зная почти наверняка, что встретится там с земляками.
Русские имели с Крымом самые оживленные торговые сношения с очень давних пор. Торговля с Крымом в то время была трудным делом. Приходилось пробираться Литвой, где русских купцов крепко обижали «литовские люди». «Диким полем» идти было еще страшнее. Там от татарских орд не спасали никакие великокняжеские грамоты, только меч с копьем да собственная храбрость были убедительными аргументами для степных разбойников. Торговлей с Крымом занимались поэтому наиболее предприимчивые и смелые купцы.
Несмотря на все эти препятствия, связь Московского государства с Крымом так наладилась, что в первой половине XIV века в Кафе возникает русское подворье.
Бывали и недоразумения между Москвой и Кафой, но все они кончались мирно. Одно из них случилось ко времени прибытия Никитина в Кафу. Проливы, как мы уже говорили, были тогда заперты турками, и торговля шла сухим путем. Один из торговых караванов, направлявшихся в 1472 году из Венгрии в Кафу, был ограблен при переправе через Днепр. Возмущенные купцы Кафы подают жалобу, и кафинский суд решает, что так как русские грабители не могут быть пойманы, то надо взыскать потери и убытки с неповинных в этом русских купцов, проживавших в то время в Кафе. Все московские купцы были задержаны, посажены в тюрьму, а их имущество конфисковано. В одном только просчитались кафинские купцы: конфискованные товары москвитян были проданы, но вырученные средства не пошли на удовлетворение их претензий, а были присвоены кафинскими властями.
Иван III послал в Крым своего посла Беклемишева, наказал ему объявить кафинскому консулу и кафинцам, чтобы они немедленно возвратили отнятые у московских купцов товары на сумму две тысячи рублей и впредь бы подобными «предерзостями» не нарушали взаимной торговли.
Весь этот неприятный инцидент стал известен протекторам банка св. Георгия. Они приказали сейчас же освободить московских купцов из тюрьмы и возместить обиженным все понесенные ими потери и убытки. Раздражать и вооружать против себя царя Московии, о силе которого, конечно, генуэзцы знали, было явно невыгодно. Тем более что у Ивана III к этому времени завязываются дипломатические отношения со старинным врагом Генуи — Венецией.
Несомненно, Никитин встретился со своими земляками в Кафе. Наконец, он мог поговорить по-русски, разузнать все новости о своей родине. Нетрудно представить себе удивление русских купцов при появлении Никитина. Сурожане-купцы, торговавшие «красным товаром» — тонкими тканями, сами видывали немало, но путешествие в Индию и для них было чем-то необычайным, граничащим со сказкой. На памяти даже бывалых «гостей» таких «хожений» не было.
К сожалению, записки ничего не говорят об этой встрече. На переход «диким полем» из Кафы на Русь Никитин не решился, а отправился обычной дорогой сурожан — великим княжеством Литовским. Если московскому гостю на этом пути и учинялись всяческие препятствия, то тверичу эта дорога была безопасной и вольной. Тверь или, вернее, тверские князья частенько бывали в дружеских отношениях с Литвой.
И все-таки наш землепроходец, благополучно переплыв три моря, несколько лет скитавшийся по Индии и счастливо пробравшийся сквозь персидский «булгак», до своей родной Твери не добрался. Где-то около Смоленска, как узнал впоследствии наш летописец, отважный путешественник «не дошед умер».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«Хожение» Никитина драгоценно как памятник русской литературы XV века, как памятник русской предприимчивости, инициативы и отваги.
Несомненно, что на Руси было много смелых путешественников, но наши землепроходцы почти не писали о своих странствованиях. Разве мало интересного мог бы рассказать о своем путешествии в Шемаху Василий Папин, тем более что Никитин почти ничего не сказал о Ширванском царстве? Немало могли сообщить и другие современники Афанасия Никитина: Марко Руффо, приехавший к Узун-Хасану через Закавказье, Армению, иранский Азербайджан, страшные тогда придонские степи; Беклемишев, несколько раз ездивший в Крым; знаменитый дьяк Ивана III Федор Курицын, ездивший в Венгрию; Толбузин — посол к венецианскому дожу.
О многих путешествиях, об интереснейших открытиях известно лишь по сухим правительственным отчетам да из воеводских «отписок».
Тверской купец Афанасий Никитин поехал за три моря, конечно, прежде всего по своим торговым делам. Но эта главная задача не помешала ему интересоваться такими сторонами жизни старой Индии, которые не имели прямого отношения к торговле.
До появления путевых записей Никитина на Руси, да и в Европе того времени, представления об Индии были самые фантастические. Неведомые животные, необычайные люди, невероятная природа рисовались тем, кто знакомился с Индией по «Христианской Топографии» Козьмы Индикоплова или по «Сказанию об Индейском царстве».
Тверской купец, практичный и деловой человек, сумел трезво взглянуть на Индию. В этом ему много помогли сами местные жители.
Никитин сумел завоевать у местных жителей доверие, и они были с ним достаточно откровенны. Пытливый ум и наблюдательность помогли Никитину увидеть многое из того, что ускользало от путешественников, смотревших на местных жителей свысока. И действительно, в «Написании» Афанасия Никитина находится немало драгоценных фактов, важных для понимания индийской жизни, фактов, которые упущены его современниками, побывавшими в Индии. Не нужно забывать, что если многое теперь из них общеизвестно, то в XV веке это были первые записки очевидца, того, кто «походи своими ногами», о стране, почти неведомой тогдашнему европейскому миру.