Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
— Потрясающе! Хлеб! Как давно мы не ели хлеба!
Фабио отломил большой кусок и протянул Витусу. Потом сел рядом и в предвкушении удовольствия начисто вытер свою деревянную ложку об рукав.
— Приятного аппетита, кирургик. Признаюсь, приготовление еды немного подняло мне настроение.
— Рад слышать. Еда тело с душой связывает. Живот крепче — на сердце легче — так, кажется, говорят? Мне давно надо было попросить тебя готовить для нас.
Фабио улыбнулся:
— Миабелла тоже всегда говорит, что во мне погиб хороший повар. Завтра сделаю соус из растопленного сала с кусочками ветчины. Увидишь, это еще вкуснее. Соус с лепешками — bellissimo!Сказать тебе, что я задумал на послезавтра?
Витус с удовольствием узнал меню на ближайшие дни, но в этот момент показался Гвидо, тесно прижимающий к себе футляр со скрипкой. Не здороваясь, он присоединился к остальным, вытащил свою ложку и хотел было уже опустить ее в миску, однако не успел. Лапища странствующего торговца молниеносно вцепилась в его запястье и сжала железной хваткой.
— Ой-ой-ой! В чем дело?
— В чем дело? — рявкнул Фабио. — Ах, ничего особенного! Просто меня интересует, отстоял ли господин сегодня свою вахту? Нет? Или, может быть, господин ухаживал сегодня за Неллой? Нет? А может, господин сегодня готовил еду? Тоже нет? Сдается мне, что за целый день господин пальцем о палец не ударил, а только на боку лежал и еды не заслужил.
— Отпусти меня!
— С удовольствием, но горе тебе, если ты съешь хотя бы ложку!
— Ну и ладно, я вовсе не хочу твоего дурацкого супа! — Гвидо откинулся назад, но по глазам было видно, что он голоден.
Витус с самого начала хотел было вмешаться, но передумал: малейшей искры было достаточно, чтобы снова разгорелся скандал. С другой стороны, это мог быть единственный шанс заставить Гвидо работать. Ведь в конечном счете Фабио прав: если живешь в коллективе, изволь вносить свою лепту в общее дело. Поэтому Витус молчал, ничего не сказав и тогда, когда скрипач ушел не солоно хлебавши.
С уходом Гвидо к Фабио вернулось хорошее настроение:
— Вот видишь, кирургик, надо просто оставаться непреклонным! Могу поспорить, что не позже завтрашнего дня парень начнет приносить пользу.
Однако его предсказание не сбылось.
Витус сидел в мужской палатке возле скрипача, который упрямо таращился на свою скрипку.
— Послушай, Гвидо, так дальше продолжаться не может. Ты уже четыре дня не встаешь с постели, лежишь и ничего не делаешь. Я могу понять Фабио, когда он не хочет, чтобы тебя кормили.
— Дерьмовый голубь повредил кусочек лака.
— Да, вижу. Когда мы попадем в Пьяченцу, тебе не составит труда отреставрировать это место. Вернемся все же к твоему безделью: мне категорически не нравится, что ты с утра до вечера да еще всю ночь только и делаешь, что валяешься. Это всех раздражает.
— Дерьмовый голубь повредил кусочек лака.
— Я это уже слышал. Послушай, Гвидо, я хочу, чтобы в нашей группе царил мир. Если мы проломим друг другу головы, никому не будет от этого лучше. Так что поднимайся и займись какой-нибудь работой. Дело всегда найдется. А потом приходи есть.
— Ее тело покрыто семью слоями лака.
— И это я уже знаю. Почему ты не желаешь мне отвечать?
— Моя скрипка! Ее красивая головка! Ее восхитительное тело!.. Нет никакого смысла реставрировать ее в Пьяченце, потому что состав лака — секрет семейства Амати. Уж коли на то пошло, мне надо было бы отправиться в Кремону и там просить чуточку лака.
— Ну так сделай это, когда мы двинемся дальше. А сейчас одно тебе скажу: сколько бы ты ни пялился на свой любимый инструмент, дефект не устранить.
Гвидо упрямо молчал.
Витус тоже не проронил больше ни слова. Он уже хотел встать и уйти, как вдруг ему в голову пришла одна идея. И чем больше он обдумывал ее, тем больше ему нравилась собственная мысль.
— Скажи, Гвидо, — осторожно начал он, — помнишь, мы как-то однажды говорили, что музыку и медицину объединяет гармония? Мы тогда говорили о чистых тонах и чистых соках. И еще мы говорили, что для создания скрипки необходимы четыре разных вида древесины, подобно тому, как в основе жизни организма равновесие четырех различных соков. Словом, тело скрипки во многом схоже с человеческим.
— Ну и что?
Не обращая внимания на его вопрос, Витус продолжал:
— Если человек длительное время лишен движения, потому что, к примеру, прикован болезнью к постели, что может произойти, когда он встанет в первый раз?
— Не знаю, кирургик.
— А я тебе скажу: этого человека будет шатать. Такое состояние приписывают изнурительной болезни, но причина не только в этом. Ноги слабеют из-за атрофии мышц. Если мышцы пребывают без движения, они хиреют.
— Да, конечно. Но куда ты клонишь?
— Так вот, с твоей скрипкой происходит то же самое. Если она не движется, то есть не играет, она чахнет.
— Ты серьезно так считаешь?
— Уверен. Красивое тело скрипки, которую не используют по назначению, ослабеет. Разве не бытует мнение: чтобы вдохнуть в инструмент жизнь, на нем нужно играть?
— Да, разумеется, это верно… — Гвидо задумался. — Но тело скрипки обезображено голубиным пометом!
— Пятно ведь только сверху. Оно не больше, чем царапина на твоем лбу, оставшаяся после драки.
— Ну, если ты так считаешь…
— Как врач я бы прописал твоей скрипке трижды в день движение. — Витус поднялся и направился к выходу. — Обдумай это хорошенько, — бросил он на прощанье.
В тот же вечер, когда время близилось к восьми, Гвидо заиграл на своей скрипке. Поначалу робко, спотыкаясь, потом все увереннее и громче. Наконец жизнерадостная мелодия прорезала сгустившуюся темноту, вселяя бодрость и услаждая слух.
Чуть позже вернулся с вахты Магистр, и Фабио засобирался в дозор. Перед уходом он строго-настрого наказал Витусу и Магистру: