Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
Торговец отмахнулся и вновь занялся своей крылатой любимицей.
— Знаешь что? Ты мог бы взять на себя приготовление пищи, скажем, на следующей неделе. А потом за это снова возьмусь я. Или Магистр.
— Ну, если ты настаиваешь… — Особого восторга в голосе торговца не слышалось. — Здесь еще есть сообщение для тебя. Судя по почерку, от профессора Джироламо.
— И ты все это время молчал! — Витус радостно схватил письмо и развернул бумагу. Послание начиналось так же, как предыдущее: Кирургику Витусу из Камподиоса.Сначала
Витус убрал письмо, чтобы показать его потом Магистру.
— Скажи, дружище Фабио, когда ты снова отправишь Буссолу в путь?
— О, amico mio,самое раннее через три дня! После каждого полета моей несравненной красавице требуется все больше времени, чтобы оправиться и набраться сил. Что же мне написать Миабелле? Когда можно будет окрестить Фабио Феличио?
— Думаю, между серединой и концом января.
— Что? Так поздно? — Нижняя губа торговца предательски задрожала.
— Раньше не получается, я ведь тебе уже десятки раз говорил. Лучше всего напиши жене, что не сможешь приехать на Рождество. Или ты ей уже пообещал?
— Н-нет. — Губа тряслась все сильнее. — Я все же надеялся, что…
— Фабио! — решительно воскликнул Витус. — Посмотри наконец правде в глаза. Ты не сможешь быть в Падуе к Рождеству нашего Спасителя. Если ты до сих пор не писал жене о нашем добровольном затворничестве и не хочешь делать этого и дальше, придумай другую причину, по которой ты вынужден оставаться вдалеке от нее. Поломку оси в повозке или еще что-нибудь. Помни: лучше два месяца карантина, чем перечеркнутая жизнь.
Фабио шумно засопел и стал жадно хватать ртом воздух. Потом вытащил огромный платок не первой свежести и промокнул глаза.
— Видать, тут ничем не поможешь, — всхлипнул он. — Ах, моя бедная, бедная Миабелла.
В тот же день Витус проведал Коротышку в женской палатке. Тот как раз пеленал ребенка.
— Где ты этому научился? — удивился Витус.
— Ух, да ведь у меня была прорва братьев и сестер, а я как-никак всегда был старшой.
— А, понимаю. Тут я тебе немного супа принес.
— Хлёбово? Видеть больше не могу хлёбово. Пусть уж лучше ветер гуляет в желудке. — Энано поправил пеленку. Нелла улыбалась. Похоже, малышка была удивительно жизнерадостным ребенком, она не переставая улыбалась и гукала, если, конечно, не спала.
Витус поставил миску на скамеечку:
— Я, конечно, никудышный повар. Фабио тоже жаловался. С завтрашнего дня будет варить он. Посмотрим, что у него получится.
— Уи-уи. — Коротышка положил Неллу на сгиб руки и мягко вложил ей в ротик конец клистира. — Самое время попить молощка. Свежее-пресвежее, Бородащ на совесть работает! Вот так, хорошо…
Витус ухмыльнулся:
— Бородач должен был бы зваться Бородачихой, ты не находишь? Хотя, с другой стороны, особа женского пола с бородой — это звучит не слишком лестно.
— Да уж, хи-хи! — захихикал Энано, продолжая сжимать овечий пузырь, чтобы помочь Нелле.
— А ты не хочешь сначала поесть супа, а потом уж продолжить свои дела? Он ведь совсем остынет.
— Не-е, это не обязательно. Главное — щёб моя овещка была сыта.
— Ты совершенная мать, разве что грудей у тебя нет.
Рыбий ротик Коротышки растянулся в лукавой ухмылке.
— Щё нет. Может, щё вырастут, тощно? — Он вынул пустой клистирную трубку из ротика и отложил в сторону. — Ну щё, моя рыбощка, вкусно было? Уи-уи? У-тю-тю! Ну, иди к папе!
— К папе? — переспросил Витус.
— Конечно, к папе! — гордо объявил Энано. Он поднял девочку, поддерживая ее головку. Потом слегка покачал, пока она не отрыгнула воздух.
— У-тю-тю! Как мы сладко срыгнули! Ну-ка, еще разок!
Витус понял, что ему здесь больше нечего делать, и собрался уходить.
— Ну что ж, продолжай в том же духе, — бросил он на прощанье, — только об огне не забывай.
Он зашагал назад, к мужской палатке, где собирался при свете лампы написать письмо Джироламо. Громкие голоса и крики заставили его насторожиться. Шум доносился из палатки. Что там еще случилось? Витус ускорил шаг и почти влетел в их обиталище. Когда глаза попривыкли к полутьме, он увидел двух мужчин, которые, словно две разъяренные фурии, наскакивали друг на друга, а вокруг, громко хлопая крыльями и теряя перья, взволнованно носилась белая голубка. Всякий раз, когда она хотела куда-нибудь сесть, из клубка дерущихся высовывалась рука или нога и вспугивала ее.
— Прекратить! — заорал Витус, но с таким же успехом он мог бы кричать на луну. Ни Гвидо, ни Фабио не обратили на него ни малейшего внимания. Они продолжали остервенело лупить друг друга, словно одержимые.
Скрипач вопил:
— Ах ты, скотина! Ты мне за это поплатишься, скотина, со своим поганым голубем, этой воздушной крысой! — Он репейником повис на грузном торговце, норовя попасть тому кулаком в лицо. Фабио изо всех сил оборонялся, пытаясь стащить с себя цепкого Гвидо, словно слишком тесную рубашку, однако ему это никак не удавалось. Удар кулаком попал ему в нос, из глаз полились слезы, и на долю секунды Фабио был выведен из строя.
Витус воспользовался крошечной паузой и снова рявкнул что есть мочи:
— Прекратить! Немедленно прекратить!
Но его окрик только подстегнул Фабио, он вцепился ненавистному обидчику в глотку, обхватил ее своими громадными лапами и сдавил. Гвидо затрепыхался, словно рыба, выброшенная на берег, беспорядочно плевался, колошматил куда попало, сучил ногами, но ему никак не удавалось вырваться.
— Хватит! — После нескольких попыток Витус все же ухватил великана за руку, крепко сжал ее и заорал колоссу прямо в ухо: — Прекрати! Хватит, говорю, переста…