Странствия Лагардера
Шрифт:
– Как тебе повезло, Кокардас, что ты все это видел, – прошептал он. – Конечно, это лишь сон, мечта… Но ведь и вся наша жизнь – мечта… А что было дальше?
– Дальше? Они уселись на метлы и улетели, а мы с тобой всех чертей покидали в котлы. А потом мне приснилось множество полных бутылок, мехов, бочек, и вино лилось, словно из источника Мансанарес в Мадриде, а я пил, пил, и все мне было мало.
– Опять заговорила твоя пагубная страсть, благородный друг мой!
– Бутылку откроешь – она и не пикнет, вот что я тебе скажу. А женщин чуть тронешь – сразу
– А что же, что?
– Сон, вино и драка, голубь мой!
Настала темная ночь, но вскоре тучи разошлись, и луна внезапно залила дорогу бледным светом.
И всадники вдруг заметили: по обочинам, от куста к кусту, от скалы к скале, пробираются какие-то тени. Таинственные фигуры не вызывали опасений: ведь в основном это были женщины. Но с чего бы женщинам среди ночи бродить по глухим местам? Тут была какая-то тайна – и, по всей видимости, очень важная.
Лагардер с товарищами заехал в ближайшую рощу, велел всем молчать, а сам стал внимательно наблюдать за загадочными пешеходами. Все они в одном и том же месте сворачивали с дороги на неприметную тропинку.
Мимо Анри и его друзей прошло больше пятидесяти человек, и людской поток все еще не иссяк. Он по-прежнему состоял в основном из женщин, и, однако, следовало соблюдать осторожность. Испанские нравы не похожи на французские: в Испании под яркой шалью нередко прячется ружье, а рука, перебирающая четки, умеет молниеносно выхватывать кинжал.
После боя в Панкорбо Лагардер имел все основания остерегаться людей, которые неизвестно зачем бродят в темноте.
Часам к девяти вечера прохожих стало меньше. Самые последние явно торопились, словно куда-то опаздывали, и так старались спрятаться от посторонних взоров, что было совершенно ясно: эти люди собираются вместе с какой-то тайной целью…
Лагардер в изумлении повернулся к баску.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он. Но тот был удивлен не меньше Анри:
– Я часто бывал в этих местах, но никогда не сталкивался ни с чем подобным. Пожалуй, нам стоит пойти за ними.
– И мне так кажется, – кивнул шевалье. – Идем.
– Так! – шепнул Кокардас на ухо своему другу. – Амабль, друг мой, полагаю, мы скоро увидим что-то похожее на мой сон.
– А как ты думаешь – будет совсем похоже или не очень? – спросил, облизываясь, Паспуаль.
– Ты имеешь в виду, будут ли там дамочки? Голубь мой! Сам видишь – несколько дюжин!
Крепко привязав коней к деревьям в стороне от дороги, где никто не мог бы их обнаружить, четверо путников отправились вслед за загадочными полуночниками.
Узкая, усеянная валунами тропа петляла среди колючих кустов, почти отвесно спускаясь в глубокое ущелье, окруженное неприступными скалами. У Кокардаса мозг все еще был отуманен винными парами: гасконец то и дело спотыкался, чертыхаясь про себя.
Дорожка становилась все уже, а утесы вокруг – все выше. Наконец тропа превратилась
Лагардер шагал впереди со шпагой в руке. Он тщетно пытался понять, зачем столько народу собралось в такой час в этом пустынном месте.
Вдруг он остановился и знаком велел своим спутникам сделать то же самое.
– Сон в руку, – прошептал Паспуаль. Глаза у него вылезли из орбит.
– Точно, ничего не скажешь, – отозвался гасконец. – То-то посмеемся, голубь ты мой лысый!
Глазам их открылась поразительная картина. Чтобы понять, чему они стали свидетелями, необходимо напомнить, каковы были в прошлом суеверия и заблуждения испанского народа. Впрочем, эти суеверия живы и поныне – вы услышите о них от многих пастухов Арагона и Старой Кастилии.
Среди высоких скал, на дне каменной воронки, зеленела свежая, веселая лужайка; в самом ее центре бил прозрачный хрустальный ключ. Землю покрывала мягкая травка, пестревшая яркими цветами. Наверное, днем это место было очаровательным; отшельник, желающий удалиться от мира, не сумел бы найти белее прелестного уголка.
Возможно, вы не поверите тому, что мы вам сейчас расскажем, однако все это – чистая правда. Дело в том, что ни инквизиция, ни всемогущая церковь, ни всецело поддерживавшее ее государство, ни множество монахов и священников так и не смогли искоренить в Испании сатанических культов. Нигде в Европе они не доходили до таких крайних форм и не имели столько приверженцев.
Была ночь с пятницы на субботу – вечер шабаша. В эту ночь все, кто считал себя колдунами и ведьмами, устраивали по всему полуострову многолюдные сборища. Они начинались в тот час, когда заводили свою жуткую песнь волки, и заканчивались с криками первых петухов.
Там, куда пробрались Лагардер и его товарищи, шабашем правил последний король чародеев Мигель Гойбурн. Все его приверженцы не реже одного раза в год – словно мусульмане в Мекку – являлись на эту лужайку. Называлась она Козлиным Долом.
Королевой ведьм считали уродку Хуану. Многие в Арагоне и сейчас вам расскажут, что сто пятьдесят лет тому назад она превратилась в змею и спряталась в Пиренейских горах.
По праздникам король восседал на золотом троне, нынче же они с королевой устроились в простых креслах черного дерева. Перед ними горел большой костер, ярко освещавший наготу повелителей колдунов. Нагими были и все остальные участники этого сборища – мужчины и женщины. Трудно вообразить себе картину большего бесстыдства!
Мигель Гойбурн был необычайно безобразен, как и подобает королю дьяволопоклонников. За это он, собственно, и получил свой титул.
Его огромная голова – даже без бутафорских рожек, прилаженных сейчас к ней, – приводила людей в трепет. Глаза короля Мигеля были круглыми, как у совы, а скошенный обезьяний подбородок украшала остроконечная козлиная бородка. Ноги, заросшие густой черной шерстью, тоже напоминали козлиные. Ногти непомерной длины на пальцах рук и ног загибались, словно когти.