Странствующий по Вуру
Шрифт:
– Леди, от всего сердца благодарю тебя, – я запинался, произнося вежливые слова, которыми раньше никогда не пользовался. – Ты очень добра.
– В этом нет доброты. – Лицо ее оставалось строгим. – Нет доброты, потому что с избранного пути не свернуть. Передай мои добрые пожелания Маку, если он их примет или если хотя бы подумает о прошлом, частью которого он был. Сейчас он… Нет, не стану говорить тебе этого. Я не желаю ему зла, мне только очень жаль его.
Она встала, и я тут же вскочил, чувствуя, что она меня отпускает. Но она пошла рядом со мной через зал и, как почетного гостя, проводила до самой
Мой отец не стал распрягать фургон на гостевом поле, а предпочел разбить лагерь у реки на некотором удалении от зданий владения. Я направился по тропе, ведущей к реке и к нашему походному фургону, когда сзади кто-то подошел ко мне и пошел рядом.
Я вздрогнул, потому что глубоко погрузился в раздумья. Это оказалась Илло, целительница, и походка у нее была быстрая и легкая, почти как моя. А ведь я опытный путешественник и прошел много путей. На спине у нее походный мешок, а поверх него прикреплен плащ. На ногах походные ботинки на толстой подошве, а в руке посох целительницы, вырезанный из дерева кви и отполированный так, что сверкает на солнце, как световой стержень в Портсити.
– Чем могу служить? – быстро спросил я, потому что целительницы никогда не приходят бесцельно. Они не ходят просто так и не стремятся поговорить, если у них нет какого-то дела.
– Вы идете на север. Я тоже. Мой путь долог и … – она ответила на мой взгляд, – может быть, осталось мало времени. Я хотела бы пойти с вами.
Такие временные соглашение между целительницей и странствующим случались в прошлом, когда, как сказала Илло, возникала необходимость быстро куда-то добраться. Но шахтеры в Денгунге все инопланетники и упрямо придерживаются собственной медицины. Они не станут вызывать целительницу.
– Я иду не к шахтам… – Конечно, она не читала мои мысли. Теперь, когда мы пересекли реку, всем ясно, куда мы направляемся. – Есть другое место.
Илло не назвала его, а с моей стороны было бы невежливо спрашивать. Хотя я не мог вспомнить ни одного владения к северу. Разве что за последние месяцы кто-нибудь набрался храбрости и отправился в запретные земли, чтобы поселиться там.
Впрочем, хотя целительница имеет право стать нашей попутчицей, мне казалось, что отец не очень обрадуется такому прибавлению. Но он не может отказать, не нарушив обычаев. Девушка больше ничего не сказала и молча шла рядом со мной до самого нашего лагеря.
Отец сидел у огня на корточках. У его руки лежала трубка, и от нее тянулся легкий дымок. Это была единственная роскошь, какую он себе позволял: сухой порошок, который он курил, привозили с других миров, и получить его можно было только за огромные деньги у какого-нибудь космонавта. Полученный таким образом порошок отец очень берег и использовал так редко, что небольшого мешочка ему хватало на много месяцев. И со временем я узнал, что курил он только тогда, когда у него плохое настроение. В такие дни на него словно ложилось черное облако, и он подолгу, иногда целыми днями, молчал и
Отец извлек устройство воспроизведения и вставил в него ленту. Но не читал, а смотрел в огонь, как будто надеялся там найти ответ.
Странствующий быстро осваивает некоторые меры предосторожности. Я уверен, что слух у нас острее, чем у рожденных во владениях или на других мирах. Хотя у меня и моей спутницы на ногах обувь с мягкой многослойной подошвой – в такой удобной обуви ногам лучше во время долгого пути, отец почувствовал наше приближение и поднял голову.
Я с одного взгляда понял, что у него не лучшее настроение. Он мрачно взглянул на Илло. Медленно и чуть неловко встал, но стоял прямо, как ее посох, когда она втыкает его в землю.
– Леди… – Даже это единственное слово проскрипело, словно давно не используемый инструмент, слегка заржавевший по краям.
– Меня зовут Илло, – сказала она. Целительницы никогда не произносят почетных титулов. – Я направляюсь за реку. – Она сразу перешла к делу.
Отец стал еще мрачней и обвиняюще посмотрел на меня. Я знал, о чем он подумал: что я, не спросившись у него, дал девушке обещание. Но она тоже сразу это поняла.
– Мне ничего не обещано, – холодно сказала она. И даже не взглянула на меня. – Ты хозяин пути, поэтому я говорю тебе – мне необходимо идти за реку.
– Зачем? – мрачно спросил отец. – Там нет никаких владений… теперь…
– А у шахтеров свои врачи? – опередила она его, прежде чем он успел уточнить, что означает «теперь». – Это правда, хозяин пути. И все же – мне необходимо за реку. И … поскольку никаких владений там нет, я пришла к вам. Все знают, что там бывает только Мак с'Бан.
– Эта земля проклята. – Ответ по-прежнему звучал недружелюбно, хотя внутренний мир, который всегда сопутствует целительницам (возможно, они распространяют его невольно, просто потому, что они таковы, каковы есть), подействовал не только на меня, но и на него. Однако казалось, упрямство отца выдержало даже это испытание.
– И это знают все, даже инопланетники, – согласилась она. – Разве они не устанавливают силовые поля, когда пользуются плодами нашей земли? Но я говорю, и говорю серьезно – мне необходимо на север.
Ни один человек на Вуре не может возражать против такого заявления. Целительница чувствует необходимость в своей помощи, и, когда слышит призыв, ее может остановить только серьезная болезнь или смерть. И ни один человек не станет мешать ей отвечать на этот призыв. Отец в своей глубокой печали не хотел давать ей место в нашем фургоне, но отказать не мог.
На рассвете мы свернули лагерь. Отец не расспрашивал меня о разговоре с леди владения, а я даже не передал ее добрые пожелания: то, что нас теперь не двое, а трое, делало его таким неприступным, словно он окружил себя силовым полем. Может быть, так оно и было – силовое поле его воли.
По свистку гары пришли: я давно уже научился запрягать их. По ночам они пасутся, но никогда не уходят далеко, и странствующие часто говорили, что у нас самая хорошо обученная упряжка на равнинах. Их шестеро, племенных животных, и об их нуждах мы заботились гораздо лучше, чем о своих. Голубовато-серые шкуры животных хорошо видны на фоне хрупкой, высушенной солнцем травы. И у них уже начинала расти густая зимняя шерсть.