Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
«Вот тебе и раз! А что скажет пророк Магомет, запретивший азартные игры?» Вслух же я сказал другое:
— Давай лучше сыграем на мое ружье. У меня хорошая эржиба.
Паша поморщился:
— В Кабарде красиво отделывают ружья, но ствольная трубка, наверное, турецкая?
— Нет. Из Испании.
— Пошли в дом. Темно становится. — Аслан дотронулся до моего плеча. — Если тебя не ждут друзья за первым же поворотом дороги, то прошу остановиться на ночлег у меня…
— За первым поворотом нас с братишкой не ждут…
— Тогда идем! — тоном, не терпящим возражений, скомандовал паша. –
Халелий!
Итак, в первый же день приезда нам повезло. Иначе не знаю, какими глазами я смотрел бы на моего мальчугана.
Скоро мы сидели на подушках, разбросанных по мягкому ковру в хорошо освещенном гостевом зале. В огромном белокаменном камине полыхал жаркий огонь. Халелий расставил на ковре, между мной и Асланом, серебряные блюда со свежими фруктами и очищенными от скорлупы орехами фундук, орехами грецкими и миндалем. На отдельном блюде дымился рис с изюмом, курагой, черносливом. В блестящих тонкогорлых кувшинах — янтарный шербет и рубиновый нарденк (напиток гранатового сока).
Неплохо был устроен и Налькут. Он сейчас стоял в уютной конюшне и угощался овсом вперемешку с берсимом — высушенным александрийским клевером.
Аслан-паша по достоинству оценил мою эржибу, инкрустированную золотом по стали и перламутром по красному дереву приклада. К тому же сталь была, как я уже говорил, из Испании: ствол сработали знаменитые мастера из города Толедо.
Очень понравилось паше мое ружье. Он забыл даже о Налькуте. И пот тут на ковер увесисто шлепнулся пузатенький кошелек со звонким металлом, который в Крыму пользовался гораздо большим почтением, чем в Кабарде, ценившей хорошо заточенную сталь неизмеримо выше. Аслан развязал шелковый шнурок и высыпал передо мной горсть серебряных монет.
— Ровно сотня пиастров! — объявил он. — Здесь почти все турецкие, но вот эти, самые крупные — русские ефимки [58] . Каждый из них стоит четыре пиастра. Согласен на такой заклад? Смотри, я не жаден, как многие мои сородичи.
— Ну и я не жаден.
Аслан паша протянул мне пару костяных кубиков, в каждую грань которых были вделаны мелкие рубиновые зернышки числом от одного до шести.
— Начинай.
До сих пор у меня не укладывалось в голове: как это можно — принимать гостя и тут же вести с ним торговые сделки или затевать азартные игры? Но я еще раз вспомнил, что нахожусь совсем в другой стране, чьи обычаи отличаются от наших.
58
австрийский талер с надпечаткой герба дома Романовых
Я бросил кости.
На одном кубике выпало два, на другом — три. «Ну вот и все, — подумал я, игра окончена».
Однако Аслану, довольно усмехнувшемуся при виде моей неудачи, повезло еще меньше: у него выпало один и три.
— Деньги твои, — сказал он спокойно. — Ставлю еще столько же. Теперь я бросаю первым.
Покатились костяные кубики. Вот остановился один — шестеркой вверх, затем замер другой, уставившись на суетный наш мир четырьмя бесстрастными красными глазками.
— Ха! — Аслан хлопнул в ладоши. — Это уже неплохо. Твоя очередь, Болетпаша!
К стыду своему должен признаться, что хмель азарта ударил неожиданно и в мою голову. И пока не замерли на ковре кубики, я с трепетным волнением ждал результата. И он снова оказался в мою пользу — шесть и пять. И сразу я будто опомнился. Передо мной вдруг встали на мгновение строгие глаза моего отца. Я зажмурился, чувствуя жгучий стыд. Воровато оглянулся на Кубати и с облегчением убедился, что мальчик спит и, кажется, уже давно. Чуть в сторонке от нас он откинулся на подушки, свернулся калачиком и мирно посапывает, иногда озабоченно вздыхая во сне
Мой бысым рассмеялся так, словно услышал от меня веселую шутку.
— Легкая у тебя рука, светлоликий мой черкес! А ну, попытаем счастья в третий раз.
— Нет, дорогой Аслан-паша! Хватит. Я сейчас бросил кости второй и последний раз в жизни. И этот второй выигрыш я уже не возьму.
— Как?! — удивился Аслан. — Почему?
— Потому что я ощутил в себе зарождение низменных страстишек азартного игрока.
Аслан испытующе посмотрел мне в лицо и надолго задумался.
— Ладно, — сказал он наконец. — Только вторую сотню монет забери все равно.
— Нет. Не могу.
— Возьми, говорю! — рассердился паша. — Я ведь проиграл!
— Считай, что это было в шутку. И еще. Мне будет очень приятно, если ты примешь от меня в подарок ружье — оно тебе, кажется, понравилось.
— Постой…
— Учти, что пять зарядов вороха должны весить ровно столько же, сколько одна нуля чистою свинца…
— Но я не понимаю…
— А что тут не понимать? — я сделал вид, будто не понял, что имеет в виду паша. — Вот тебе пуля, — я протянул ему чуть сплюснутый шарик свинца (он был у меня образцом), — заказывай точно такие же. Если, повторяю, пять пороховых зарядов будут весить столько же, сколько эта пуля, то стрельба без промаха будет зависеть только от тебя.
— Ты благородный человек, — торжественно возвестил Аслан-паша. — И пусть аллах осыплет тебя своими милостями! Кстати, о каком сорте пороха идет речь, друг мой Болет?
— Ну вот это уже мужской разговор, — обрадовался я, ибо совесть моя вновь обрела покой. — Надеюсь, для тебя, друг мой Аслан, раздобыть достаточный запас русского пороха, а еще лучше — пороха инглизов не составит особого труда? Турецкого на заряд требуется больше, да и не так он надежен.
— Ха! Турецкий! — паша пренебрежительно махнул рукой. — Такой товар не по нашему достоинству. — Он покатал пулю на ладони. — Приблизительно десять драхм… [59]
59
мера веса, равная 3.7 грамма
— А утром я покажу тебе, сколько пакли надо расходовать на пыжи и с каким усилием уплотнять заряд…
— И на расстоянии ста шагов можно попадать в цель не больше человеческой головы? — подхватил Аслан-паша.
— Не больше кошачьей головы, — уточнил я.
— Ага! Ну теперь я кое с кем посостязаюсь! Завтра же начну упражняться. Хотя бы и по дороге в Бахчисарай. — Он любовно поглаживал приклад эржибы. — Да, а нам с тобой, гость с Кавказа, не по пути ли? Поедем вместе. И братишке твоему найдется лошадь.