Страшная сказка Красного леса

Волк

Сердце билось часто-часто. Оно стучало об ребра, грозя вырваться из груди. Во рту поселилась такая сухость, что, казалось, он может выпить океан. Хотя нет, мать говорила, в океане вода соленая. Озеро. Он способен выпить целое озеро, чтобы утолить жажду. Однако станет ли от этого меньше волнение? Люмьер не готов был сказать. Он сидел тихо-тихо, дожидаясь, пока за ним придут. Вот ему и исполнилось шестнадцать. Возраст, когда никто больше не сможет называть его щенком. Нет, только Волком! Полноправным членом стаи, наравне с отцом и матерью. Нужно лишь подождать. Когда взойдет Луна, он докажет, что может обращаться, и отправится на первую охоту. К

ней его готовили, казалось, с самого рождения, чтобы именно сегодня Люмьер мог доказать — он способен заботиться о стае, он вырос.

Ну когда же уже? Когда? Все звуки слышались куда громче, давая понять: час оборота близок. Первого, оттого особо пьянящего. Отец рассказывал, что во время первого оборота мир обретает новые краски, наполняется запахами, тончайшими отголосками, которые только можно уловить. Люми, как его называли близкие, щурился в предвкушении. А время тянулось так медленно! Слишком медленно для молодого волка. Ну когда, когда?

Люмьер заерзал. Он в который раз оглядел крохотный домишко из одной комнаты, в котором из года в год волчата их стаи встречали совершеннолетие. В прошлом году — друг Морис, в этом — сам Люмьер. Сколько волков видели эти бревенчатые стены? Много, очень много. Увы, сто лет назад на оборотней была объявлена охота. Теперь стая на весь Красный лес осталась одна, и в ней — только двадцать волков и волчиц. Кто-то погибал, кого-то отлавливали, и их участь была хуже гибели. Рабство! А потом все равно неминуемая смерть. Алая Мередит, правительница Красного леса, не щадила никого — ни старых немощных хищников, ни молодняк. Она вырезала всех, а ее армия охотников была слишком велика, чтобы хоть чьи-то зубы смогли сомкнуться на шее правительницы, или, как ее называли люди, ат-теи. Матушка говорила, это древнее заклинание, означающее «подобная свету». Какой же там свет, если Мередит и ее предки уничтожали волков? Ответа не было, а титул — был, исключительно женский. Мужчины рода ат-теи становились охотниками, женщины правили. У волков не так, у них вожаком был дед Рауль, старый, но еще сильный волк, который мог победить любого молодого. Волчицы же заботились о потомстве и не претендовали на роль вожака. Подумать только! Женщина — и вожак. Люмьер усмехнулся, снова прислушался, не идут ли за ним, и вдруг различил звук… Едва уловимый шорох, который раньше бы и не заметил. Идут!

Низкая дверца приоткрылась, и вместо людей в домик вошли три волка: вожак, его старший сын, дядя Люмьера, и отец. Дед протяжно завыл, два других волка тоже подняли морды, и их вой сплелся с дедовым, образуя уникальную мелодию, по которой хищники всегда узнавали друг друга. И Люмьер вдруг почувствовал, как внутри что-то меняется, будто его тело вытягивается, удлиняется. На миг стало больно, а потом он упал на четыре лапы, втянул носом воздух, пахнущий совсем иначе, чем минуту назад, и его радостный вой присоединился к трехголосию. Получилось!

Молодой волк прекрасно знал, что делать дальше. Охота! Он должен поймать дичь — лучше всего зайца — и принести стае. Доказать, что он способен заботиться о них, стать частью общей силы. Ни дед, ни родичи не пойдут за ним. Только сам Люмьер и его новый облик. Волк приветливо рыкнул старшим и нырнул во тьму ночи.

Лес завораживал! Как же упоительно! Трава щекотала брюхо, ароматы пьянили, звуки сливались в симфонию ночи. Красота, да и только. Но надо быть осторожным — охотники ат-теи тоже не спят, они знают, что молодые волчата всегда появляются на свет весной, а значит, и инициацию проходят тогда же. А значит, ждут, когда очередной молодой волк в эйфории от первого оборота угодит в их ловушку. Нет, Люмьер не такой. Он сосредоточился, приказал себе успокоиться. Он взрослый! Ответственный, осторожный. Заяц…

Волк прислушался. Лес отвечал ему шепотом, рассказывая, где найти дичь на прокорм. Совсем рядом! Люмьер медленно пошел туда, выглянул из-за кустов, двигаясь так, чтобы заяц раньше времени не понял: за ним следят, он уже попался, пусть еще об этом и не знает.

Зайчишка жевал первую весеннюю травку. Он вдруг насторожился, поднял уши, замер, а Люмьер прыгнул, надеясь сразу же поймать добычу. Заяц, конечно же, едой для волка становиться не собирался. Он так резво бросился вперед, что Люмьер на миг оторопел, а затем помчался в погоню. Не уйдет! Не сегодня, когда ночь поздней весны так прекрасна, а сам Люмьер только познает радость настоящей охоты. Вперед, вперед!

Сколько продолжалась погоня, волк не знал. Только весело несли лапы, он не чувствовал усталости, а заяц начал уставать, замедляться. Он все еще не попадался волку в пасть, но стало понятно: это дело считанных минут. Еще один прыжок! И…

Люмьер понял, что под лапами пустота. Он ухнул вниз, и почти сразу сверху упала сеть. Зачарованная, выбившая воздух из легких и заставившая снова стать человеком. Задыхающийся юноша свернулся клубком, понимая: это конец. Его не пощадят. Яму могли вырыть только охотники, сеть принадлежала им же. На легкого зайца ловушка не среагировала, а вот на волка… И никто, никто не придет на помощь. Стая не будет рисковать, даже если находится где-то близко. Подать им знак? Навлечь беду… Нет, за свои ошибки волк будет расплачиваться сам. А что расплата будет жестокой, Люмьер даже не сомневался. Ценой будет его жизнь.

Дженна

— Дженна, девочка моя, просыпайся! — раздался низкий, глубокий голос матери, и огромную спальню залил солнечный свет. Дженна потянулась, попыталась укрыться одеялом с головой, чтобы от него защититься, однако одеяло с нее сдернули.

— Сегодня большой день, Дженна, — склонилась над ней матушка, ат-тея Красного Леса Мередит. Матушке было всего тридцать восемь, однако она казалась старше. Наверное, из-за постоянно серьезного лица. Ат-тея никогда не улыбалась, сколько ее помнила Дженна. Говорят, разучилась, когда погиб отец Дженны — на охоте, как часто случается с мужчинами ее семьи. Оборотней осталось мало, однако они все еще сильны, и в схватке один на один не всегда побеждает охотник.

— Доброе утро, матушка, — тихо проговорила Дженна, все же присаживаясь в постели. Поспать больше не дадут… Тем более, настал ее праздник, день ее шестнадцатилетия. Еще вчера охотники выехали из правящего дома, получив благословение ат-теи, чтобы поймать для Дженны волка. Если им это удастся, хороший знак — особого благоволения предков, с которыми вскоре наследнице ат-теи придется встретиться лицом к лицу. Если же нет, это не отменит испытания, которое начнется ровно через месяц, однако осложнит его. Как все запутанно…

Дженна вздохнула и потерла лицо руками. Темные волосы, заплетенные в косу, растрепались, и наследница убрала выбившиеся пряди с лица.

— Ты готова? — улыбнулась матушка.

— Да, — тихо ответила Дженна. — Готова.

Ат-тея наклонилась и коснулась губами лба дочери. Мередит называли самой красивой женщиной в Красном лесу. О ее белом лице и ясных глазах чайного цвета слагали песни, о ловкости и храбрости — баллады. Дженна хотела хоть немного быть похожей на мать, но увы, внешность ей досталась отцовская, куда более простая. Наследница была невысокая, глаза у нее обычные, невыразительно-болотные, фигурка худощавая, будто она до сих пор подросток. Только темные густые волосы — матушкины. Жаль, для похода придется обрезать чуть ниже плеча, иначе только мешать будут, а Дженне предстоит главное: доказать, что она достойна стать следующей правительницей Красного леса. Пройдя испытание, она станет официально наследницей. А если не пройдет — погибнет или же покажет, какая никчемная, а в борьбу за наследие вступят младшие сестры. Еще у Дженны был старший брат, один из лучших охотников, но наследовать матери он не мог — мужчины охотятся, женщины правят. Это залог процветания их Дома. Так было веками, так будет и впредь.

Ат-тея хлопнула в ладоши, и спальня наполнилась прислугой. Дженне помогли подняться, снять длинную белую сорочку, вымыться в теплой ванне. Затем ее тело натерли ароматными маслами и кремами, помогли надеть праздничное платье — алое, традиционно расшитое золотом. Цвет крови убитого зверя — так говорили старшие. Дженна никого не убивала и красный цвет не любила, однако против традиций восставать не собиралась. Она была послушной дочерью.

— Вы такая красавица, юная тея, — шептали ей служанки, пока помогали наряжаться.