Страшная сказка Красного леса
Шрифт:
— Проблемный, — вынес Гранс свой вердикт, а после снова отправил Люмьера на пол, только на этот раз придавил тяжелым сапожищем, надавив как раз чуть выше поясницы, где клеймо напоминало о позоре и боли. А затем Люмьер почувствовал, как на спину опустилось какое-то оружие, и он взвыл. Кнут! Это точно был кнут, и Гранс размеренно бил им, не давая волку и шанса пошевелиться. Раз, еще раз… Люмьер просто подвывал. Он старался молчать, но не получалось — становилось все больнее. Раны жгли, сознание путалось, и лишь когда волк оказался на грани тьмы, Гранс остановился.
— Для первого раза хватит, — вынес он свой
И вышел. Лязгнул замок, отсекая Люмьера от источника боли. Юноша свернулся в кокон, пытаясь спастись от боли, но она не проходила. Тогда он пополз к сену, где спрятал баночку с мазью. Извернувшись, попытался намазать снадобьем спину. Получалось скверно, но снадобье дарило спасение, и Люмьер старался — достать, заживить. А после, измотанный, растянулся на животе, так и сжимая мазь в руке. Он не мог заставить себя пошевелиться. По щекам катились злые слезы. Последние! Точно последние! Никто, никто не посмеет снова его так унизить.
Однако разум говорил: посмеет. Посмеет, пока Люмьер не выберется. Не обманет охотников и девчонку. Зверь всегда умнее человека, он действует разумом и инстинктами, а не глупыми чувствами. И надо стать зверем, забыть, кто такой Люмьер. Пусть будет только волк! Сильный, опасный. Умеющий притворяться, пусть это волкам и не свойственно. Для атаки нужно выждать момент. Дать жертве ощущение безопасности, позволить ей довериться, расслабиться. И Люмьер будет ждать. О, как он будет ждать! А потом они с маленькой Дженной отправятся в путь, и пусть он провалится сквозь землю, если девчонка пройдет свое испытание. Живой она домой не вернется. Клятва дана!
А после Люмьер забылся коротким сном. Даже, можно сказать, забытьем, потому что он то нырял во тьму, то выныривал из нее — и снова нырял, погружаясь все ниже, ниже. Начинало не хватать воздуха, и его сознание стремилось к свету, к поверхности, а затем снова вниз. Глубже…
Сколько это продолжалось, волк не знал, только очнулся он голодным, разбитым и мокрым от пота, как если бы плавал в лесном озере. Спина все еще горела, однако Люмьер заставил себя подняться на ноги. Перед глазами все плыло, вокруг царил смрад — прежде всего, собственного немытого тела. Надо выздороветь поскорее, надо выбраться!
Волк потянулся за склянкой с мазью и понял, что ее нет. Значит, приходили и обыскивали. Интересно, Дженне за самоуправство тоже всыплют кнутом? Люмьер хрипло рассмеялся. Кажется, он едва не лишился рассудка. А девчонка… Пусть сама объясняется с мамашей. Жаль только, что мази больше нет, она хорошо помогла, и половина баночки все еще была заполнена прохладной массой, забиравшей боль. Но процесс регенерации запущен, скоро останутся только шрамы, и Люмьер перестанет ощущать себя изломанной игрушкой, станет цельным. Хотелось бы в это верить.
3
Дженна
Дженна чувствовала себя плохо, очень плохо. Нет, физически она была здорова. Дурнота прошла, ничего не напоминало о той ночи, когда она стала хозяйкой волка, но внутри царила бездна. Несколько ночей наследница не спала. Она бродила по своей спальне, отсылая прочь служанок, спавших тут же на полу, на волчьих шкурах, и пыталась убедить саму себя, что не превратилась в чудовище. Однако память услужливо напоминала полный ужаса взгляд волчонка, когда Дженна застегнула на нем ошейник. Тяжесть прута с клеймом на конце. Отвращение к себе после свершившейся пытки. Хотелось стереть все, что произошло. Забыть! Но не забывалось, и Дженна плакала ночи напролет, а потом решилась и пошла к волку.
Зачем? Говорила себе, что должна ему помочь, хотя бы облегчить боль. Однако на самом деле ей нужно было знать: оборотень жив, он пострадал не так сильно, как надумала себе Дженна.
Молодого волка разместили в клетке, где обычно держали преступников, если таковые случались — редкость для Красного леса. Дженна разглядывала упрямое, совсем еще мальчишечье лицо, на котором горели зелено-желтые глаза из-под густой копны черных волос. Ниже старалась не смотреть — смущалась. Хотя, успела отметить, что волк был сложен куда лучше ее друзей детства и казался сильнее и шире в плечах. Опасный… Дженна попыталась с ним поговорить, однако все, чего добилась, — злости в ответ. Мазь, однако, передала, поэтому посчитала свою миссию выполненной и поторопилась скрыться, едва не столкнувшись с матушкой.
Однако не подействовало — вопреки всему мысли возвращались к волку, и эту ночь Дженна снова провела без сна, а утром, сразу после завтрака, одна из служанок сообщила, что ее ждет мать.
Для себя Дженна решила, что матушка пожелает поговорить о предстоящем испытании. Времени оставалось все меньше, а ей все еще не рассказали, как именно оно будет проходить. Наследница знала лишь, что придется отправиться в далекий путь и посетить бабушку, которая теперь жила в обители предков рода. Бабушку Дженна не видела никогда — она навсегда покинула дом в тот день, когда ее дочь родила девочку. Убедилась, что у Дома будет наследница, и ушла, оставив власть Мередит. Что же, настала пора встретиться и перенять главные заветы предков.
Матушка ждала дочь в своих комнатах — сидела на софе, откинувшись на невысокую спинку, вся идеальная, словно даже ветер не решится коснуться ее волос, а солнце — притронуться лучами к лицу. Дженна склонила голову.
— Доброе утро, матушка, — сказала она, поправляя складки на платье.
— Доброе утро, Дженна, — ответила Мередит, и в ее голосе дочери почудилось недовольство. — Я хотела поговорить с тобой. Присаживайся, дитя.
И наследница заняла место на скамье, застеленной шкурами. Здесь повсюду были символы победы над волками: прибитые над каминами головы, расстеленные шкуры, плащи с опушкой из добытых зверей. Сейчас девушке все это казалось глумлением над трупами. Волки… Они ведь были людьми. По крайней мере, те, которым принадлежали эти шкуры.
— Милая, — продолжила Мередит, выдержав паузу, — ты расстроила меня.
— Чем же, матушка? — робко спросила Дженна. Она никогда не считала себя трусихой, но при матери робела.
— Ты проявила сострадание к врагу.
И ат-тея протянула дочери полупустую баночку с мазью. Конечно, кто бы еще рискнул отнести волку лекарство? Никто. Никто не пойдет против воли ат-теи. Поэтому и Дженна не видела смысла отпираться, однако решила разыграть капризную наследницу. Это меньше разозлит мать, чем то самое сострадание, о котором она говорила.