Страшная сказка Красного леса
Шрифт:
Дженна почувствовала, как кожаный ремешок холодит пальцы.
— Застегивай, — приказала мать, и девушка попыталась выполнить указание, но волк дернулся и завыл. Дженна все же изловчилась — ремешок обхватил шею парнишки, и она закрыла замочек.
— Теперь капни на ошейник каплю своей крови и дай волку кличку, — усмехнулась Мередит.
Кличку? И как назвать волка? Ему не подойдет имя дворовой собаки.
— У меня… есть… имя… — будто сквозь силу выдавил пленник.
— Какое?
— Молчать! — воскликнул Элдер и с силой ударил волка по лицу. Тот покачнулся, но не упал, не отлетел.
Дженна
— Я назову тебя… — тихо произнесла девушка. Затем добавила громче: — Я назову тебя Рикко.
Губы волка исказила усмешка. Однако «украшение» на его шее засветилось, принимая правила.
— Теперь он не сможет причинить тебе вреда, — сказал брат и махнул рукой, чтобы с парня сняли сеть. Тот поежился, обхватил себя руками, будто защищаясь от чужих взглядов, но голову не опустил. Дженна с удивлением поняла, что ей его жаль. Шум в голове от вина прошел, ее храбрость тоже. Осталось только смущение — она никогда не была настолько близко к обнаженному существу противоположного пола. Назвать волка мужчиной даже мысленно она не могла.
— Осталось главное, — заявила матушка.
Что же еще? Ошейник есть, имя — тоже. Кличка… Дженна постаралась не морщиться, а казаться совершенно спокойной.
— Хозяйское клеймо, — напомнила Мередит.
Клеймо? Как у скота, что ли? Но волк не казался животным. Будь он в шерсти и на четырех лапах, возможно, Дженна и не воспринимала бы его человеком.
— Я не совсем понимаю, — пролепетала она, а в зал уже вкатили жаровню. Похоже, матушка не шутит! Но это же больно!
Волк тоже понял, какая участь его ждет. Он все еще не склонил головы, но его губы подозрительно подрагивали.
— Нет, — тихо сказала Дженна, с мольбой глядя на брата. — Я не смогу.
— Ты должна, сестра, — резко ответил Элдер. — Это часть испытания. Волк пойдет с тобой. А клеймо — знак, что к своим он больше не вернется. Не таким. Магия — магией, а предосторожности лишними не бывают. И с клеймом ты сможешь контролировать его оборот.
Стало жарко. Дженна растерянно обвела взглядом зал. Люди приподнялись со своих мест, они жаждали зрелища. Ее замутило, но отовсюду полетели голоса, сливаясь в единый хор:
— Давай! Давай, юная тея! Будь достойна матери, она в твоем возрасте и глазом не моргнула, заклеймив волка!
У матушки тоже был волк? Тогда где он? Мертв? Эти мысли помогали не думать о клейме.
— Немедленно, Дженна, — потребовал Элдер тихо. — На тебя смотрят.
И девушка взяла из рук брата полотенце, которым сжала раскаленный прут с первой буквой ее имени на конце. Волка схватили, поставили перед ней на колени, заставили склониться, и Дженна, закусив губу до крови, прижала алую букву к его спине — куда попала, чуть выше поясницы. Раздался оглушительный вой, парнишка закатил глаза и повис на руках удерживавших его охотников.
— Унести, — приказала Мередит. — Не беспокойся, девочка, на волках все быстро заживает. И поздравляю — теперь у тебя есть личный зверь, а значит, шансы пройти испытание повышаются. Выпьем за это вина!
Дженна заставила себя вернуться за стол, только сделала глоток — и ее замутило. Она бросилась вон из зала, едва добежала до ближайшей уборной и склонилась над чашей, прежде чем ее вырвало. Кто-то держал ее волосы, кто-то подавал воду. Дженна не помнила, кто. Только по щекам катились слезы — жалости и ненависти. Жалости к глупому попавшемуся волку и ненависти к себе.
2
Волк
Люмьеру казалось, что он умер. Да лучше бы умер, чем этот позор! Но даже вонзить когти себе в глотку он не мог. Оставалось лежать на вонючем сене и смотреть в низкий, нависший над ним потолок клетки. Конечно, кто оставит волка на свободе? Даже в ошейнике, даже заклейменным. Оборотень закрыл глаза. Это помогало забыться. Представить, что он просто увидел дурной сон и проснется дома, в логове, основанном их стаей, которое надежно скрывалось в одной из пещер в глубине Красного леса. Увы, он больше никогда не попадет домой, не увидит мать, отца, деда Рауля, друзей. Его жизнь превратилась в пытку, и все, что обещал себе Люмьер: не сдаваться. Не дать людям такой радости: называть себя его хозяевами. Он волк! И не умрет на коленях.
Из всего, что произошло, он помнил какие-то вспышки, блики, будто память вытравливала все ненужное и темное. Люмьер помнил большой, залитый светом факелов зал, длинный стол, девчонку в алом платье, которая надела на него ошейник, как на пса! И Алую Мередит. Ту самую, которую называли убийцей оборотней. Именно при ней было уничтожено больше всего волков. Алая? Ей бы лучше подошло прозвище Кровавая.
Волк повернулся на бок. Лежать на спине все еще было некомфортно, пусть и ожог быстро заживал — регенерация всегда отличала оборотней от людей, и через день или два Люмьер перестанет чувствовать дискомфорт. Перестанет, да, но не забудет о клейме. Теперь даже если он сбежит, дома его не примут. Побег… Миг желанной свободы перед смертью. Однако Люмьер желал не только свободы — он жаждал мести!
— Рикко, — услышал он вдруг знакомый голос и поднял голову.
Девчонка стояла у решетки, отделявшей часть комнаты, превращая ее в клетку. Алое платье сменилось на бледно-зеленое, однако в волосах были все те же ленты. Дочь Мередит казалась растерянной и расстроенной. Люмьер с особым удовлетворением заметил, что на фоне матери эта малышка выглядит блеклой и слабой.
— У меня есть имя, — просипел оборотень, зная, что язык у них один, и девчонка его понимает.
— Тебе придется его забыть, — с нотками грусти сказала та.
— Забыть? — Люмьер приподнялся и потащился к решетке, заставив девушку отступить и покраснеть — одежду ему так и не выдали.
— Ты теперь не свободный волк. — Дочь Мередит совладала с собой и грустно покачала головой.
— А кто? Раб? — выпалил Люмьер, почти вжимаясь лицом в решетку. — Рабам не положено имя, да? Только чем я от тебя отличаюсь? У меня не такая кровь? Не такое тело? Да, я могу обращаться. А вы способны творить чары. Невелика разница, не находишь?
— Как тебя зовут? — тише спросила девушка.