Страшная тайна
Шрифт:
– Если это настолько маловероятно, – отрешенно проронил Эндрю, – полагаю, вам стоит вспомнить прошлое, какой-то давний момент, когда кодовое слово было известно кому-то третьему и он сообщил его обеим сторонам – например, в вашем случае это учитель, который прочитал на уроке «Шалтая-Болтая», и оба услышали это слово от него. Именно этот учитель, возможно, внушил ученикам чувство, что в этом слове заключен какой-то особый смысл, но это уже не обязательно.
– А вот это, – сказал я, – очень и очень верно.
Всю дорогу я переваривал услышанное. Может быть, когда-то давным-давно
Тут Эндрю напугал меня, как это часто бывает.
– Подлинные тайны встречаются очень редко, – с задумчивым видом заявил он.
– Точно, – ответил я. – Тайное всегда становится явным. Вспомним хотя бы царя Мидаса и его ослиные уши.
После этого мы, похоже, промолчали до самого Бристоля, а там Эндрю попросил, чтобы я высадил его у «Гвоздей» на Корн-стрит. Пока я вез его туда, то заблудился. Когда я его уже высадил, давно перевалило за полдень.
– Когда вас забрать? – спросил я.
– А, – сказал он и задумался. Потом улыбнулся той улыбкой, от которой мне всегда становится понятно, что он не такой уж и рассеянный. Его нервное, растерянное лицо от этой улыбки совершенно меняется – и видно, что за этим выражением прячется глубокий ум. – Я сам доберусь домой, – сказал Эндрю. – Не знаю, когда освобожусь.
Это было большое облегчение. Я мог располагать своим временем. Отыскав заманчивый итальянский ресторанчик, я побаловал себя и основательно, не спеша поел. Потом я очень хвалил себя за это. Остаток дня был сплошной чередой досадных неудач. Как, впрочем, и вся охота на девицу Мэллори. Теперь-то я уверен, что это все она и подстроила, хотя до сих пор не понимаю, как ей это удалось.
Сначала я никак не мог вспомнить, где поставил машину. Когда я ее наконец отыскал, на ней была квитанция – штраф за неправильную парковку. Потом я опять заблудился, когда ехал по новому адресу девицы Мэллори, невзирая на то что уже один раз побывал на той улице, а когда я туда добрался, там было негде встать – ни на той улице, ни на соседней. Так что когда я позвонил в дверь высокого, сверкавшего свежей краской дома времен Регентства [4] , шел уже четвертый час.
4
Эпоха Регентства – период британской истории с 1811 по 1820 год. В это время королем был тяжело больной Георг III, и страной вместо него правил сын, принц-регент, после смерти отца ставший королем Георгом IV.
Женщина, открывшая мне дверь, сверкала свежей краской не хуже самого дома. Пожалуй, если бы она трудилась над
Она постучала красным наманикюренным ногтем по косяку и нетерпеливо спросила:
– Да?
– Извините, что побеспокоил, – ответил я. – Я разыскиваю Мари Мэллори. По поводу наследства.
При слове «Мари» лицо у нее окаменело. Очевидно, она терпеть не могла Мари, а теперь и меня за компанию.
– К сожалению, моя племянница только что уехала, – сообщила женщина. Было ясно, что она только рада меня огорчить.
Я спросил:
– Не знаете ли вы, когда она вернется?
– Не имею ни малейшего представления, – с нескрываемым удовольствием ответила она. – Уж если моей племяннице приспичило уйти в загул, можно только гадать, когда она вернется. – После чего добавила самым что ни на есть трагическим тоном: – Еще и утащила с собой моего сына Ника!
Судя по ее тону, Мари прямо-таки вырвала невинного младенца из материнских объятий.
– Как печально это слышать, – ответил я на оба заявления разом. – Не знаете ли вы, куда они отправились?
– Я знаю только одно: она укатила в ту самую минуту, когда вы позвонили в дверь, – сказала хозяйка дома с глубоким удовлетворением.
Еще бы она не была довольна. Когда не удается кого-то застать, всегда особенно обидно, если разминулся с ним совсем чуть-чуть. То есть так обычно бывает. Но для магида это не самое неприятное известие.
– Благодарю вас, – кротко проговорил я. – Если можно, передайте племяннице, что я заезжал. – И дал ей визитную карточку. Судя по тому, как она ее взяла, я понял, что мелкие клочки карточки полетят в мусорное ведро в тот самый миг, когда моя собеседница захлопнет за мной дверь. Я бросил последний зачарованный взгляд на украшение на ее свитере – у атласной аппликации были фестончатые края, а два расшитых бисером щупальца алчно тянулись к правой груди хозяйки – и ушел.
Жанин, думал я. Это наверняка была Жанин. Бедный больной мистер Мэллори очень точно подобрал слово «стервозина».
Потом я выкинул из головы Жанин вместе с ее свитером и достал письмо, которое написала мне Мари Мэллори. Всякое живое существо, когда двигается, оставляет за собой след в воздухе. Этот след отчетливо видно минут десять, а еще минут двадцать вполне можно различить, – иногда и дольше, если у существа сильный характер. В письмах такие же следы – отпечатки личности – сохраняются иногда лет на пятьдесят. А Мари Мэллори прямо-таки пропитала письмо своим сильным характером. Оставалось только сверить ее отпечатки со всеми следами вокруг.