Страшная тайна
Шрифт:
– Да это просто ни в какие ворота не лезет! Вы хоть что-нибудь знаете? Тогда рассказывайте! – потребовал я.
– Как я уже говорила, мне известны только слухи, – отвечала она.
Мне стало совестно. Она держалась учтиво, она пыталась помочь, а я все больше раздражался и грубил. Просто сама атмосфера в империи всегда меня бесила, а сейчас было еще хуже – кругом пыльные развалины, над головой нависли и готовы обрушиться тонны каменной кладки.
– Я слышала по меньшей мере о двух девочках, – продолжала кира Александра. – Также, вероятно, было еще два сына, помимо того, которого недавно казнили. Мне
– Благодарю вас, сударыня, – сказал я и уткнулся в экран машины.
Джеффрос осторожно подобрался поближе, чтобы подсоединить провод к корпусу, – с одной рукой ему было очень неудобно. Из-за него мне тоже стало стыдно. Ему было нужно подготовиться к тому, чтобы взорвать командный центр, как только я что-нибудь найду, а я только и делаю, что шиплю на генерала и верховную даму. Надо бы поскорее что-нибудь отыскать. Больше всего меня бесило, что потолок, несмотря на все колдовские подпорки, скрипел и слегка покачивался над нами, и я это чувствовал.
С минуту я стучал по клавишам безо всякого результата. Экран твердил только одну сенсационную новость – что Тимотео ликвидирован. Я ощерился на него. Ведь подобный поворот должен был предвидеть даже такой параноик, как Тимос IX. Должен быть какой-то разумный способ найти наследника и подтвердить его права на престол. Даже если император рассчитывал, что его переживет какой-нибудь советник или волхв, который тоже знает эту тайну, все равно должен быть еще какой-то способ. Я попробовал подойти к задаче с другой стороны, и тут потолок снова заскрипел. Ага. Новое сообщение.
ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ. ВВЕДЕНИЕ НЕВЕРНОГО ПАРОЛЯ КАРАЕТСЯ ПО ВСЕЙ СТРОГОСТИ
Я попробовал значок Бесконечности, но это было слишком очевидно. Я попробовал «КОРИФОС», поскольку о нем как раз упомянули. Не повезло.
Упомянула Корифоса кира Александра. Вроде бы есть поверье, что Корифос Великий вернется на трон в тот день, когда рухнет императорский дворец.
Я попытался ввести «ТИМОС», и в это время генерал сказал:
– Глупые выдумки.
– Дворец еще не весь рухнул, – отметил Джеффрос.
Пока он говорил, машина заурчала и выдала очередное сообщение:
ТРИЖДЫ ВВЕДЕН НЕВЕРНЫЙ ПАРОЛЬ. КАРА НЕИЗБЕЖНА
Потолок скрипнул еще раз – громко.
– Найдите мне дискету, – потребовал я. – Лучше несколько. Надо уносить отсюда ноги.
Я прямо чувствовал, как с каждым словом чары наверху рвутся в клочья. Магическая защита. Стоит человеку несведущему полезть в эту машину – и все рухнет ему на голову. Императора не заботили такие мелочи. Он знал, что если это произойдет, самого его уже не будет на свете. Ах он тупой самовлюбленный…
– Скорее! – рявкнул я.
Рядом возникла кира Александра с коробкой дискет в руках. Значит, она не просто красотка, а еще и умница. Хотя я и раньше заподозрил. По другую сторону от меня возник генерал с еще двумя коробками. Я схватил дискету, сунул в паз и велел машине копировать данные.
– Думаете, она согласится? – засомневался генерал.
– Нет, но я ее заставлю! – ответил я.
Мне редко приходилось так стараться и так торопиться. Одной ментальной рукой, если можно так выразиться, я сдерживал разваливающиеся чары на потолке. А другой и всем остальным, что было в моем распоряжении, я заставлял это треклятую машину копировать всю свою память на дискеты, причем быстро – очень быстро! Я успел записать четыре дискеты и тут почувствовал, что упускаю чары над головой. Оставил пятую дискету в дисководе и соскочил с сиденья:
– Бежим отсюда. Живо!
Все испуганно глядели на потолок. Им не надо было объяснять, что происходит. Генерал бросился бежать, как спринтер, и на ходу умудрился крикнуть в рацию:
– Очистить здание! Крыша сейчас рухнет!
Мы с Джеффросом подхватили киру Александру под руки с двух сторон и очертя голову кинулись следом. Мы неслись по разбитому мозаичному полу – по обе стороны от нас, как в замедленной съемке, оползали лавины, – а потом побежали по коридору, который все никак не кончался. Я еще на середине запыхался даже сильнее Александры, так запыхался, что уже и не пытался остановить обрушение. И бежал со всех ног, слушая медленный рокот падающих стен наверху, и клялся, что, если выберусь отсюда, всерьез займусь спортом, и все бежал и бежал.
Мы выскочили на террасу со ступенями, выходившую в большой внутренний двор. Изо всех дверей на террасу высыпали запыленные фигуры в форме. Генерал и все остальные благоразумно побежали дальше, вниз по лестнице во двор. Мы, отдуваясь, бросились следом, а по пятам за нами по ступеням прыгали обломки камней.
Генерал остановился посередине двора у огромной статуи Корифоса Великого. Все остальные кучкой оборванцев сгрудились вокруг – их было сотни две, не больше, даже странно: маловато рук, чтобы удержать в подчинении целую империю.
– Император недавно провел сокращения в армии, – кисло пояснил генерал, заметив мое удивление, и развернулся посмотреть на дворец.
Я-то был не способен выдавить ни слова. В груди у меня пылало. Я только и мог, что с мучительным усилием втягивать в себя воздух и глядеть, как огромное здание словно складывается и оседает и в небо вздымается бурлящая пыль. Джеффросу, судя по всему, было гораздо хуже, чем мне; он покосился на меня, словно говоря «почему бы и нет», и щелкнул пальцами. Где-то в недрах рокочущей груды послышалось мрачное «бум», и бурлящая пыль, которую сдувало вбок, внезапно окрасилась оранжевым пламенем.
– Ой, ой! – вырвалось у Александры.
Здание величественно улеглось и обратилось в гору дымящейся щебенки, а генерал тем временем обнял киру Александру за плечи.
– У вас обязательно начнется новая жизнь, сударыня, – донеслось до меня сквозь неимоверный грохот. И мне пришло в голову, что в свою неведомую Талангию генерал Дакрос уедет не один.
Сколько времени мы стояли и смотрели на дворец, не знаю. Помню, мы все вроде бы хотели дождаться, когда вслед за остальным дворцом обрушатся боковые крылья, каждое из которых состояло из цепочки массивных башен, а они так просто не поддавались. Оттуда во двор все выбегали и выбегали люди, и в конце концов во дворе образовалась довольно большая толпа трясущихся, осиротевших, запыленных придворных, и все смотрели, как рушится режим, который мы считали вечным, и я, конечно, был потрясен не меньше остальных. Империи, ненависть к которой я так лелеял, попросту больше не было.