Страшнее смерти
Шрифт:
Как тихо здесь. Как же здесь тихо! Почему здесь так тихо? И вправду, как в склепе. Только отвратительное скрежещущее тиканье этих адовых часов.
«Надо было водку взять, – подумалось ему, – вот дурак, что не взял. А тихо здесь, это потому, что дом стоит на отшибе, на самых гнилых задворках микрорайона. Дальше только свалка да лес. Так здесь, всегда тихо было!..»
Бом-м-м-м!
Тишина треснула, загудела, застонала. Он вздрогнул, рванулся, в висках застучали два молотка.
«Ах вы суки!» – Он сорвал тапок с ноги и яростно запустил его в
Тишина. Тиканье. Стук сердца.
Проползла минута. Две. Пять.
«Эх, вмазать бы!» – сказал он про себя.
«Пять минут – полёт нормальный», – констатировал вслух.
Когда минутная стрелка уставилась своим остриём прямо в пол, он с ногами вскочил на диван, запрыгал на нём как бес, закружился как дервиш, загоготал, заголосил, разбивая тишину своего склепа вдребезги: «Ага! Пол часа! Пол часа! И ни хрена! Ни хрена!»
«Ну что, съел? Съел, недоумок!?» – грозил он кому-то невидимому кулаком, подскакивая на скрипучем диване. «В гробу я видал твой час быка, мудила!» – радостно вопил он, взлетая всё выше к потолку. «Топтал я твоё Нечто, вместе с тобой!» – выкрикивал он, выставляя «факи» на обеих руках, и подлетал всё выше, выше, к той лепнине, которая теперь уже не казалась ему зловещей.
Он трубил победу, дул в фанфары, праздновал триумф, пока нечто не заставило его умолкнуть. Разом.
Такое не могло показаться. Это невозможно спутать ни с чем. Его не вытравить из памяти никакой кислотой.
Разбуженное его прыжками тело ветхого дивана ещё дрожит, словно несвежий студень. Тускло светит пыльная люстра, обрамлённая уродливой лепниной. И вновь эта тишина. Гробовая. Расплющивает, глушит, душит. Он замер.
Запах! Тот самый свинцовый мучительный смрад, что лупанул в нос, когда его ввели в комнату, заживо разлагающегося деда. Этот душок явно читался в спёртой духоте зала, расползаясь по ней невидимым маревом. И он почувствовал, он просто это осознал: Нечто уже не на пороге, оно только что вошло сюда, вместе с этим чудовищным духом.
Оно в доме.
Таракан тревоги в груди враз потолстел, раздулся, превращаясь в мохнатого скорпиона страха. Его взгляд упал на дверь. На тяжёлую старую дверь, покрытую выгоревшей, местами облупившейся коричневой краской, дверь, ведущую из зала в дедову спальню. Сделав над собою усилие, он сошёл с дивана на пол, и медленно двинулся к этой двери. Остановился прямо перед ней. Сомнений больше нет. Разило оттуда. Но всё-таки, он опустился на колени, наклонил голову к самому полу, к щели между паркетом и нижней кромкой этой чёртовой двери, потянул носом воздух. Его замутило.
Там разлагается труп?!
«Нет! Нет! Должно же быть какое-то разумное объяснение, – забарабанили в его черепной коробке спасительные мысли, – Да просто бывшие квартиранты что-то там оставили. Еду какую-нибудь. Ну и стухла она…».
Проверить эту версию не сложно – поверни ручку, распахни дверь, и… Но внезапно он понял, что не сделает этого ни за что. Никто на свете не сможет заставить его отворить эту дверь сейчас.
Там кто-то есть…
Он просто ощутил это кожей. Там кто-то или что-то есть.
В тот же миг, будто бы в подтверждение этого жутковатого чувства, за зловещей дверью, в той проклятой комнате, что-то бухнуло, шлёпнуло. Будто увесистый кусок гниющего мяса уронили на пол. Зловоние сделалось нестерпимым.
Он вскрикнул, отшатнулся от двери. Сердце отбойным молотком колотило изнутри по грудной клетке. «Бежать отсюда! Бежать!»
Пятясь, крадучись, он отступил к дивану. Медленно, стараясь не создавать ни малейшего шума, сел. Прислушался. Всё тихо.
Через минуту он сказал себе, что это какой-то тюк, кренился, кренился, да и упал сам собою. Тюк, мешок, или что-нибудь ещё. Разве такого не бывает?
«Ещё как бывает!» – убеждал он себя.
Слегка успокоился. Но противное и давящее ощущение присутствия здесь кого-то, не уходило.
«Да нет здесь никого!» – выкрикнул он в пространство. «А дед-то уж двадцать лет скоро, как помер» – добавил он и хлопнул ладонью по шкуре дивана. Но голос его прозвучал, как-то неубедительно, жалко.
Вдруг за треклятой дверью кто-то хохотнул – тоненько, мерзко, будто с издёвкой.
«А-а-а!». Он ринулся в прихожую, опрокидывая стоящие на пути стулья. Схватил ключи с полки. Руки не просто тряслись, казалось они отбивали чечётку. Они просто обезумели, эти окаянные руки. «Прочь отсюда! Скорее!» Ключ упрямо не попадал в прорезь замка. Паника. Паника и истерика. И вдруг ему стало стыдно. Как же ничтожен он сейчас! Трясущийся, беспомощный от страха. И Чёрный блогер прав – он трус, он лузер.
Дрожь в руках ослабла. «Стоп! Отчего я бегу? От запаха? От звуков? Да это просто соседи ржали за стеной!» Он нервно рассмеялся, вытер ладонью, покрытый испариной лоб, вернулся в зал, стал напротив коричневой двери.
Я войду в эту дверь!
Он сделал нетвёрдый шаг вперёд и потянулся к крючковатой ручке. Сейчас… В этот миг в доме погас свет.
Тьма обступила со всех сторон, и будто бы в ней дышало что-то. Казалось, тьма обладает разумом – неземным, враждебным. Он развернулся и побрёл туда, где в воцарившемся мраке серело мутное пятно окна зала.
«Чёрт!» – он налетел впотьмах на кадку с цветком. За окном всё та же мгла. Чернота. Ни огонька. Нет звёзд, нет луны. Только замершие силуэты деревьев, словно громадные призраки, угадываются во мраке. Духота и омертвевшая тишина. Будто весь мир сожран этой нечеловеческой тьмой, и ты единственная и последняя живая душа посереди неё.
«Твою мать! Авария. Весь район отключили. И это ж надо, именно сейчас!» – он бахнул кулаком по пыльному подоконнику.
«Так. Свечка. Нужно найти свечку. Должна быть где-то на кухне, если квартиранты её не оприходовали».