Страшнее смерти
Шрифт:
Толпа начинает скандировать:
– В город тьмы! В город тьмы!
В голове у юноши помутилось.
И вот он снова летит сквозь безмолвную пустоту, вне пространства и времени.
Глухой удар.
Когда туман перед глазами рассеялся, он обнаружил себя стоящим на гладкой, как стекло, мостовой. Вокруг серый сумрак. Прямая, бесконечно длинная улица. По обеим её сторонам
Над головой непроницаемо-чёрное небо. На том небе нет ни единого светила. В этом городе ничем не пахнет. В этом городе отсутствуют звуки.
Вдоль улицы, по самому её центру, движется нескончаемая колонна существ. Эти существа напоминают людей. Только у них нет лиц. И созданы они, как будто из дыма. Но, вместе с тем, они, несомненно тверды, состоят из плотной материи – это видно по тяжести их шагов.
Они, словно бы клоны друг друга. Они также неотличимы меж собой, как и остекленевшие громады зданий, вдоль чёрной дороги.
Эти дымные зомби, шествуют уныло. Не шествуют, а бредут. В их движениях обречённость. Наверное, так же брели в печи узники Маутхаузена…
«Оставь надежду, всяк сюда входящий!»
Юноша поглядел на свои руки. Они состояли из твёрдого дыма. Они были такими же, как и у этих несчастных. Он ощупал лицо. И с ужасом обнаружил, что на нём нет носа, нет губ, нет глаз…
«Как же я могу видеть?!»
На существах не было никакой одежды. Это делало ясным, что у существ отсутствуют признаки пола – ни грудей, ни гениталий…
То, что ещё совсем недавно являлось юношей, взглянуло на область между своих ног, и нашло это место совершенно плоским, как у куклы.
Оно не успело оправиться от шока, как ощутило за своей спиной чьё-то присутствие.
Оно опасливо обернулось. Перед ним, вися в нескольких сантиметрах над тёмным стеклом мостовой, возвышалась фигура в балахоне. Та самая Пустота в балахоне, что встретилась ему у костра в лесу.
– Ну вот ты и там, где должно тебе быть, – прогудел глухой бас.
– Где я?
– В городе тьмы, – ответила Пустота.
– Кто они? – то, что было юношей показало на унылых существ.
– Ничтожества, жалкие неудачники. Слабейшие из слабейших. Те, кто вёл пустую никчемную жизнь, без цели и смысла. Те, кто и не пытался одолеть свои страхи.
– Как они оказались здесь?
– Кто-то естественным образом, кто-то прервал давешнее своё бытие добровольно.
– Я умер? – спросил бывший юноша.
– Смерти не существует.
– Я в аду?
– Ада не существует.
– Тогда…
– Хватит болтать!
С этими словами, фигура в балахоне подхватила его, и легко, как пушинку, подняла над землёй. Они взлетели наверх, на высоту пяти метров, и понеслись вдоль по улице, над нескончаемой колонной бредущих страдальцев.
Полёт их был столь быстр, столь стремителен, что стоящие по обочинам странные здания слились в сплошную белёсую стену, а колонна серых существ внизу, превратилась в непрерывную полосу. Но ветер, естественный для такой скорости, вовсе не бил в лицо. Никакого сопротивление воздуха. Похоже, здесь вообще не было воздуха. В этом месте отсутствовала потребность дышать. Да и как дышать, если у тебя нет ни носа, ни рта, ни лёгких?..
Полёт длился долго – прервался внезапно. Они оказались на громадной круглой площади, мощённой таким же, как и все улицы здесь, тёмным стеклом. Посереди площади возвышался непредставимых размеров куб. И был этот куб настолько чёрным, что даже тёмное мощение площади казалось на его фоне чуть ли не серым.
Радиально от площади расходились все улицы этого города. Прямые, как струны, бесконечно длинные, совершенно неотличимые одна от другой. И по каждой из этих улиц тянулись нескончаемые колонны обречённых призраков из плотной материи. Одни из этих колонн вливались в многочисленные двери чёрного куба, другие, наоборот вытекали из них, и продолжали своё скорбное шествие в обратном от площади направлении. Это вечное движение – медленное, размеренное, механическое – не прерывалось ни на миг. Никогда не менялась его скорость, его направления… Исполинский адский конвейер был безупречен.
– Что это? – спросил былой юноша, поражённый зрелищем куба.
– Это место для таких, как ты! – расхохоталась Пустота в балахоне. – Юдоль ничтожнейших. Юдоль слабейших. Здесь каждый из них найдёт то страдание, которого больше всего хотел избежать. Здесь каждый из них встретится со своим самым лютым страхом. Не просто встретится. Он будет в нём тонуть, он будет в нём задыхаться, он будет в нём умирать. Но умереть он не сможет. Потому что, смерти нет! – Пустота расхохоталась пуще прежнего.
– Вот, погляди, – пустой рукав балахона указал на одного из несчастных, приближающегося к страшному входу. – Этот больше всего боялся, что ему изменит жена. Жена-то была ему верна, но он боялся. Знаешь, что ждёт его, когда он окажется внутри? Он будет лицезреть, как его любимую имеет огромный мускулистый негр. Как его благоверная будет стонать и корчится на его грандиозном фаллосе. Как его подруга жизни станет приговаривать, захлёбываясь от наслаждения: «О, мой бог! Как мне хорошо с тобой! Как сладко мне! Как блаженно!». Негр же будет её беспрестанно спрашивать: «не то, что с заморышем-муженьком, верно?». И она будет отвечать ему: «Да! Да! Мой лев». Ревнивцу предстоит лицезреть это снова и снова, на протяжении бесконечных часов, дней, недель. Потом это закончится. Но ненадолго! Он выйдет из куба и отправится в обратный путь по улицам города тьмы. Он дойдёт, вместе с другими ничтожествами до его края, и повернёт обратно. По пути он забудет, что пережил в кубе. И он станет вновь приближаться к нему без памяти, но со знанием того, что в конце пути его ждёт то, что страшнее смерти. Это будет повторяться с ним до конца времён.