Страшнее смерти
Шрифт:
Вот они уже в пояс. А вот, и по грудь.
«Разве васильки бывают такими большими?» – спросила девушка.
«Конечно, бывают!» – ответили чьи-то тоненькие голоски.
«Разве васильки пахнут? Разве они пахнут так? – вновь спросила девушка, – ведь у них запах едва уловимый, лёгкий, с горчинкой»
«Конечно, пахнут! Конечно, они так пахнут! – заверили её голоски, – иди дальше».
«Кто это разговаривает со мной здесь?» – хотела спросить она, но не стала. Девушка догадалась, что с ней говорят цветы. Она пошла дальше, и скоро цветы стали ростом с неё.
Она остановилась у самого
«Василёк, василёк, василёк», – пропела девушка.
«Василёк, василёк, василёк», – отозвался цветок чарующим голосом.
«Василёк, василёк, василёк», – снова пропела девушка.
«Василёк, василёк, василёк… василиск!» – голос цветка вдруг сделался грубым, словно собачий лай, и принадлежал уже не цветку. Свирепая змеиная пасть с частоколом акульих зубов разверзлась прямо перед лицом девушки. В краснеющем жерле замелькал отвратительный тонкий язык, двоящийся на конце. С языка стекали пузырящиеся капли жёлтого яда. Из пасти дохнуло холодом и зловонием. Стебель царя васильков превратился в извивающиеся змеиное тело.
Девушка бросилась было бежать, да ей вмиг стало ясно, что уже не спастись…
Все цветы на лугу обратились в змей. Эти были меньших размеров, чем их предводитель, но такие же жуткие, с пастями полными острых зубов, они кровожадно сверкали чёрными, как антрацит, глазами.
Сразу несколько тварей стремительно бросились на жертву в ситцевом платье. Повалили на землю, оплели, скрутили железным клубком. Поволокли, потащили по шершавому дёрну.
Скоро дёрн превратился в сырую землю, сырая земля превратилась в грязь, грязь в смердящую липкую жижу… Солнечный свет померк, стало очень темно, стало холодно.
Ей казалось, что гады волокут её куда-то вниз, очень глубоко вниз, в некую бесконечную бездну. Пространство вокруг содрогалось от звуков. И звуки эти были ужасны.
Пространство выло, стонало, плакало. Оно взрывалось чьими-то рвущими душу криками, как будто тот, кто кричал подвергался нечеловеческим пыткам.
Но то, что порой удавалось ей разглядеть сквозь плотный клубок змеиных тел, представлялось ещё более невыносимым. То там, то тут, попадались ей на глаза существа сколь жалкие, столь ужасные. Большой, размером с собаку, таракан с головой человека; карлики с головами крысы; маленькие, невероятно уродливые женщины со скрюченными конечностями; похожие на гигантских слизней мужчины… Тела существ изъязвлены, истерзаны. На их лицах (если это можно было назвать лицами) застыла невыразимая мука. А крики, эти жуткие крики, несомненно, вырываются из их ртов.
Невозможно сказать, сколько времени длился этот путь в никуда, ибо время в здешних местах теряет свои свойства и смысл. Но вдруг, змеиная хватка ослабла, змеи исчезли, словно растворились во тьме.
Девушка пытается подняться на ноги, но это даётся с трудом – тело не слушается. Тело её тяжёлое, будто бы весит тонну. Всё, чего удалось ей – это встать на колени. Напротив, всего в каких-то десяти шагах от неё – большой, раскалённый докрасна, камень. На нём, безо всякого вреда для себя, сидит старуха в белых одеждах. Старуха отвратительна и страшна. Таких злых глаз, как у этой старухи, девушка не видела никогда. Старуха бледна, словно смерть. Её морщинистая рука сжимает корявый посох.
– Я в аду? – слетело с непослушных губ девушки.
– Ада не существует, – прошипела старуха.
– Тогда зачем я здесь?
– Затем, что кончилось твоё время, маленькая негодница! – старуха поднялась с камня и поковыляла по направлению к девушке. – Затем, что хватит с тебя наслаждаться молодостью и красой. Гляди, – она потрясла своим посохом, – тот, к кому он прикоснётся, превращается в тех, кого видела ты по дороге сюда.
Больше всего на свете девушке хотелось подняться с колен, и броситься прочь отсюда. Пускай в зловещую мглу, полную наводящими ужас уродцами. Пускай в никуда. Пускай в неизвестность. Только подальше от этой лютой старухи и её корявого посоха. Но тело девушки, словно окаменело.
– Сейчас-сейчас, маленькая негодяйка! – Старуха уже совсем близко. Она заносит свой посох, целя девушке в голову. – Сейчас…
Вдруг стало светлее средь мрака. Будто луч фонаря осветил старуху и окружающую её пустоту.
– Проклятье! – прохрипела карга.
Вынырнув из темноты, путь ей преградил рыцарь в лёгких доспехах. Он стал между девушкой и чудовищем с посохом. В руках его сверкнул меч.
Старуха зашипела пуще прежнего, зашипела, как тысяча кобр. Проявив необычайное проворство, отпрыгнула в сторону. Схватила посох двумя руками. Схватила его, как хватают меч. Готовясь к защите. Готовясь к ответному нападению.
Рыцарь нанёс удар. Старуха парировала. Рубанула с плеча в ответ. Рыцарь уклонился. Старуха снова ударила. Воин сделал обманный нырок. Посох старухи поймал пустоту. Блеснувший в свете раскалённого камня меч, на сей раз был точен. Голова страшной старухи слетела с плеч. Из обрубленной шеи вырвался чёрный дым. Тут же запахло копотью. Тело старухи рассыпалось в прах. Тело девушки сразу обрело лёгкость.
Рыцарь развернулся к спасённой лицом. Это лицо показалось ей знакомым.
«Кто это? Кто? Неужели… Не может быть!»
Вдруг (девушка явственно почувствовала это за своею спиной), что-то огромное, что-то непомерно огромное, вошло сюда. Лик рыцаря исказила гримаса ужаса. И в тот же миг всё вокруг задрожало от громоподобного смеха. А после, голос, рокочущий как сходящая с гор лавина, проговорил:
– Черви! Время подходит к концу. Вашему миру осталось лишь несколько дней.
Вслед за этим раздался чудовищный треск, грохот, разодравший всё сущее на куски…
Молния открыла глаза. Над ней лицо мамы.
– Марина, что тебе снилось? Ты кричала во сне.
Молния приподнялась с подушки. Она продолжала часто дышать. На лбу блестела испарина.
– Марина, что тебе снилось? – повторила мама.
Молния взяла её за руку, крепко сжала её.
– Что-то должно случиться…
– Доча, что с тобой? – мать провела рукой по её волосам. – Что бы там ни было – это всего лишь сон. Что тебе снилось?
– Да, пустое. – Молния махнула ладонью. Она приходила в себя.
– И всё же?
– Я была в твоём платье, в том, в ситцевом, что в горошек.