Страшные сказки для дочерей кимерийца
Шрифт:
Рахам обернулся.
— Видишь? — спросил он самодовольно в абсолютной тишине, нарушаемой только шипением прогорающих факелов. — Это просто. И чего было всякие сложности…
Он замолчал, выплюнув последнее слово вместе с кровью, и с удивлением уставился на торчащие из собственной груди лезвия. Их было два. Второй цыгу стоял несколько дальше, и потому воспользовался кинжалами — их ручки топорщились над спиной Рахама, но клинки были короче и насквозь не прошли.
— Дурак! — завизжал Селиг, лицо его перекосилось и стало некрасивым — Дурак! Что же ты наделал!!!
— Ложись! — успел крикнуть Конан,
Молчали только цыгу.
Тот, который воспользовался кинжалами и потому сохранил при себе мечи, легко вскочил на стол и пошел по нему, аккуратно и быстро срубая головы тем зрителям, что не успели или не захотели броситься врассыпную. Ему пытались преградить путь трое обычных стражников, но он только небрежно отмахнулся, даже не замедлив своего продвижения, и еще три тела повалились на залитую кровью землю с распоротой крест на крест грудной клеткой или ловко взрезанным горлом.
Второй цыгу несколько задержался. Все-таки его клинки были не гномьей работы, а потому в теле Рахама застряли довольно плотно. Цыгу пришлось перепрыгнуть через стол и некоторое время повозиться, выламывая их из прочного капкана ребер. Но это задержало его ненадолго. Он даже не стал вытирать лезвия об одежду убитого, просто распрямился с обманчивой медлительностью и неторопливо двинулся по опустевшей арене. Он точно так же не выглядел безумным, как и его товарищ, деловито косивший головы налево и направо, и эта их совершенено разумная на первый взгляд невозмутимая деловитость производила куда более жуткое впечатление, чем любые безумства.
Черная смутно различимая фигура, вставшая на его пути, поначалу не показалась ему чем-то, достойным внимания…
***
А вечерок-то явно удался!
Лайне сидела под столом на корточках и с восторгом смотрела, как идущий по столу цыгу режет этих бритоголовых, словно жертвенных ягнят. Они и есть ягнята — сбились в кучу и жалобно блеют! Даже удрать — и то не способны, не то чтобы достойное сопротивление оказать.
Дурачье!
Когда отец таким вот толстым голосом кричит «ЛОЖИСЬ!!!» — надо ложиться. Прямо там, где стоишь, и как можно более шустро. А не блеять о том, что земля жесткая, камни острые, а грязь пачкается. Это все знают. А кто не знает — долго не живет.
Сама она, например, скатилась под стол, когда еще даже отцовский вопль не отгремел. И сестру бы за собой стащила, если бы не эта коза старая, баронесса, чтоб ее, которая с завидной прытью не только сама куда-то дернула, но еще и Атенаис за собой уволокла. Впрочем, если баронесса и дальше будет такой же шустрой — может, все еще и обойдется.
Мимо пробегали какие-то люди, визжали женщины, кто-то падал, кого-то крошили в киммерийское рагу, кто-то недалеко стонал — надрывно, на одной ноте. Пробежал Стекс, что-то крича, но слов слышно не было.
Заваленный обрубками тел внутренний дворик асгалунского замка выглядел куда интереснее скучных танцев, которыми сегодня все предполагалось завершиться. Мечущиеся люди,
На земле кровь тоже почти незаметна, быстро впитываясь в пыль и превращаясь в черную грязь. А вот на коже и светлых рубашках-ханди убитой прислуги ее видно хорошо. Она красным королевским плащом накрывает каждое из разбросанных тел, словно уравнивая последнего раба с бывшим царем Асгалуна. Это что же выходит, на Серых Равнинах все — цари? Надо будет спросить у отца. Потом. Обязательно. А пока надо смотреть во все глаза, как бы тут чего интересного не пропустить…
Двое Черных драконов бросились наперерез вскочившему на стол безумному цыгу — и упали, заливаясь кровью. На окруженной столами площадке живых уже не было — кроме того взбесившегося стражника, что отомстил за своего короля, и застывшего от ужаса хлыща. Того самого, которого она чуть до истерики не довела во время дневной с ним прогулки. Тоже королек какой-то местный, как же его зовут… а, да! Селиг.
Стражник с неприятным хрустом выдрал свои мечи из спины убитого им громилы и прогулочным шагом, небрежно ими помахивая, направился к трясущемуся хлыщу, впавшему, похоже, в полное оцепенение. Но не дошел. Внезапно остановился. Обернулся.
Сначала — повернул только голову, а потом развернулся всем телом. Наклонился вперед — у него даже лицо перекосило от напряжения. Сделал шаг, словно преодолевая ураганный встречный ветер. Потом другой.
И только тогда Лайне его увидела — этого странного человека в черном плаще с капюшоном. Он, оказывается, тоже стоял внутри обведенного столами круга. Стоял неподвижно, как-то нелепо раскинув руки с растопыренными пальцами. Это выглядело бы, наверное, смешно, если бы не охватывающее всю его фигуру голубоватое мерцание и длинные синие искры, проскакивающие между пальцами.
Это он, похоже, и создавал тот невидимый ветер, с которым всё пытался совладать безумный стражник. Краем глаза Лайне заметила, что первый стражник тоже остановился, развернулся лицом к черной фигуре и теперь медленно поднимает руки с мечами, словно пытаясь защититься от чего-то, видимого лишь ему одному. Похоже, этот волшебник в черном плаще умудрялся какими-то своими колдовскими штучками удерживать их обоих.
А еще Лайне увидела Атенаис. Одну…
— Что ты стоишь?! — Волшебник не кричал, а скорее, шипел, но почему-то его было очень хорошо слышно. — Хватай девчонку и мотай отсюда! Я их долго не удержу!
Не обошлось.
Что случилось с баронессой, Лайне не знала, но Атенаис была одна. Она и не подумала спрятаться, стояла в полный рост, вжимаясь спиной в каменную стену, смотрела на происходящее широко открытыми глазами и, судя по цвету лица, вот-вот готова была лишиться чувств. Через столы уже лезли местные стражники, совсем не по-рыцарски пытаясь искромсать своих обезумевших бывших соратников прямо со спины. Те отмахивались довольно успешно, несмотря на магические путы. Хлыщ наконец очнулся — или это чародейское шипение подействовало? — и поспешил, прихрамывая, к сползающей по стенке Атенаис.