Страсть гордой княжны
Шрифт:
Масуд приглушил своими поцелуями ее восторженный стон, перемежающийся всхлипыванием, не убирая руки из ее влажной плоти. И только когда волны экстаза слегка улеглись, он осторожно обнял дрожащее тело девушки руками. Он желал ее безумно, до боли, но боялся напугать. Хотелось просто вытянуться, успокоиться, остыть, и он продолжал крепко обнимать ее, давая время прийти в себя.
Несколько мгновений спустя Масуд поднял голову, нежно и ласково посмотрел Джае в лицо. В полутьме она казалась бледной до синевы. Когда же открыла глаза, у Масуда перехватило дыхание: таких глаз он не видел еще
Джая приподнялась и склонилась над ним.
– Ответь мне, незнакомый маг, так бывает всегда?
– Так?..
– Так, будто улетаешь… Больно и сладко…
– Да, моя греза. Так бывает всегда, когда тот, кого ты принял сердцем, принят и твоим телом.
Джая едва слышно рассмеялась и уткнулась лицом ему в шею. Наслаждаясь шелковистостью ее черных как смоль волос, Масуд с нежностью убрал их спутанные пряди с груди. Он представил, как эти волосы накрывают его, и вздрогнул от острого желания овладеть ею. Он жаждал сделать это тотчас же, но хотел, чтобы она привыкла к новым ощущениям. Он был готов ждать столько, сколько понадобится. Если у него, Аллах всесильный и всевидящий, хватит на это сил.
И едва Масуд произнес в душе эту клятву, как Джая подняла лицо и посмотрела прямо в его глаза.
– Так бери же меня! Бери сейчас, ибо мое тело не просто приняло тебя, оно тебя жаждет…
И устои рухнули, не выдержав потоков головокружительной страсти, в какую окунулся Масуд. Он едва помнил, что делал дальше. Едва ощущал, как ласкал и гладил, как позволял ласкать и гладить себя. Словно гигантская волна, приближаясь к берегу, становится все выше, так поднималось в нем изумительное чувство разделенной страсти, радость от наслаждения любимым телом, столь щедрым на ласку и готовым ответить.
Наконец Масуд решился. Он приподнялся и, стараясь быть очень осторожным, соединился с Джаей. Девушка распахнула огромные глаза и, улыбаясь, ответила движением на первые, легкие движения Масуда.
– Наконец, мой единственный… Я так ждала тебя…
И более ничего не смогла проговорить, ибо Масуд повел наступление так, будто впервые познал страсть. Мгновения терялись в страстном шепоте, минуты заглушались вздохами наслаждения… И наконец два крика страсти соединились в один, родив подлинный гимн любви.
«О Аллах великий… Должно быть, родиться можно было лишь для этого… Нет в мире женщины более предназначенной для меня, чем эта гордая княжна и робкая возлюбленная!»
– Прекрасный мой… Так значит, именно этого я пыталась тогда, в ночном саду, лишить тебя?
– Глупенькая моя девочка… Ты пыталась лишить этого волшебства не только меня, но и себя. Почему-то хотела обделить нас обоих.
– Воистину, муж мой, ты прав. Пыталась обделить тем, что способно вознаградить…
«О да, любимая… Вознаградить. Ибо лишь разделенная любовь правит миром. Любовь же утаенная выжигает душу и лишает жизнь красок и смысла».
Джая, быть может, неосознанно подслушав мысли Масуда, с удовольствием вспомнила клятву мужа: «Я обещаю, что не пожелаю тебя как мужчина до того самого дня, когда ты пожелаешь меня как женщина…»
О да, Масуд сдержал свое слово. Лишь тогда, когда
– Воистину, любимый, ты всегда держишь слово!
Свиток тридцатый
Дни следовали за днями, слагаясь сначала в недели, потом и в месяцы. Острота первых дней на новом месте чуть утихла. Масуд почувствовал, что уже может меньше времени уделять стенам и потолкам, саду и конюшне, заднему двору, бассейну с фонтаном и дорожкам. Наконец у него появилось время, чтобы вернуться к своему непростому ремеслу. И, что гораздо важнее, у него появилось желание это сделать.
Сам Масуд относился к своим купеческим способностям как к искусству, ибо именно так можно назвать умение балансировать на тонкой грани между выигрышем и потерей. Не чудом ли является воистину волчье чутье на спрос?
Итак, уверившись, что дела в поместье идут своим чередом и не требуют его пристального внимания, Масуд отправился в город, дабы найти место для своих лавок, уговориться с местными купцами, выяснить, чего желают красавицы и что более охотно покупают их мужья.
Конечно, он мог всего этого не делать, ибо даров названного брата хватило бы на дюжину безбедных жизней или на жизнь почти царскую для него, его прекрасной жены и всех их слуг вместе с чадами и домочадцами. Однако подобное ленивое существование претило деятельной натуре Масуда – ему становилось тесно даже в самых роскошных покоях, полных обожания и неги.
Итак, коляска с Масудом, пыля по дороге, покинула поместье. Наджа с трудом водрузил на место тяжелую воротину и вернулся в сад.
Джая, пусть и привыкшая к влажной жаре своей родины, томилась от зноя, ибо как бы ни было жарко в княжестве Нарандат, страну Ал-Лат, пусть и выходящую к океану, можно было смело назвать страной по-настоящему полуденной и по-настоящему знойной. А потому посреди сада едва ли не в первую очередь появился фонтан с бассейном – лишь здесь, у воды, в прохладной тени платанов можно было спрятаться от дневного пекла.
– Ох, зря хозяин отправился в город… Зря…
– Отчего ты говоришь так, Наджа?
– Оттого, добрая моя хозяйка, что, кроме разочарования, сегодняшний день, да и последующие дни, ничего уважаемому Масуду не принесут.
Джая пристально посмотрела на управителя.
– Ты что-то знаешь, достойный? Отчего же ты не поделился своим знанием с хозяином?
Наджа пожал плечами.
– Я-то поделился… Но хозяин горяч и нетерпелив. Он сказал мне, что должен все разнюхать сам. И если я все же окажусь прав, уже тогда принимать решение.
– Но что, что ты знаешь? О чем ты рассказал моему нетерпеливому супругу?
Наджа тяжело вздохнул.
– Ох, госпожа… Не дело рассказывать все это женщине. Однако если хозяин не слышит моих слов, быть может, он услышит твои.
– Не томи, уважаемый. Ты расскажи это не мне, женщине, а например, кувшину с персиковой водой… Или фонтану. Я же буду тайком подслушивать вашу беседу.
Наджа улыбнулся. Старый шрам через щеку на миг превратил его лицо в подлинную маску смерти. Однако Джая уже настолько привыкла к его облику, что даже не заметила этого.