Страсть Хозяина Леса
Шрифт:
В такие моменты я даже мог охотиться в стае своих бывших друзей. Но долго это обычно не длилось. Видеть их мне было отвратительно. Я знал, что выгляжу так же, и что вид мой ужасен. Боялся лишиться остатков разума, если останусь долго с ними рядом. Разум единственное, что еще давало мне шанс покончить с этим жалким существованием. Если не придумаю что-нибудь, Элайза победит. Сделает со мной то, что я когда-то хотел сделать с ней. Сломает меня.
И я стал искать способы, как со всем покончить. Понимал, что все дороги ведут к людям. Без них я не смогу ничего сделать. Стал причинять им вред, когда они забирались слишком далеко в лес. Надеялся, что они сделают правильные выводы. Поймут, что в лесу есть хозяин, и с ним нужно договариваться. Я не ошибся. Ко мне обращались, как к божеству, и пытались понять, чего же я хочу. Сначала я хотел, чтобы они приносили мне жертвы каждый год. Но потом решил, что это может вызвать ропот. Слишком часто. Раз в три года – вполне приемлемо и для них, и для меня.
День жертвоприношения каждый раз заставлял мое сердце замирать. Я надеялся, что вот на этот раз это окажется именно та девушка. Та, что сможет меня полюбить. Надежды ослабевали год от года. Ни одна из тех, кого приводили крестьяне, не могла даже помыслить о таком. Едва они видели меня «во всей красе», как или чувств лишались или вопили, как резаные. Им всем я давал выбор. Тот же, какой дал и той, что стала смыслом моей жалкой жизни. И некоторые даже соглашались на то, чтобы стать моей женой. Но, как правило, их решимости хватало недолго. Они все равно убегали. Сама мысль о моих прикосновениях внушала отвращение.
Я позволял им уйти и не преследовал. Знал, что их все равно ждет наказание. Пусть даже я этого не желал. Мои друзья особым образом реагировали на запах женщины. Наверное, и тут постаралась Элайза. Словно последняя ночь в облике человека сделала этот инстинкт в них самым сильным. Потом я находил то, что осталось от моих невест. С ними хорошенько позабавились, а потом растерзали. Жалости я не испытывал. Я уже давно не испытывал человеческих чувств. Словно сердце покрылось ледяным панцирем.
При виде Агнейки я с самого начала понял, что с ней что-то не так. Когда приблизился к ней, она не кричала. Если и боялась, то старалась этого не показывать. Ее смелость вызвала во мне уважение. Даже симпатию. Помню, в душе шевельнулся благородный порыв, обычно мне несвойственный – вывести ее из леса, не позволив «друзьям» причинить вред. Этот порыв тут же испарился, стоило мне коснуться ее нежного мягкого тела.
Давно забытые ощущения оказались сюрпризом для меня самого. Мое тело жадно откликнулось на ее близость. Мне хотелось касаться ее кожи, вдыхать ее аромат, чувствовать себя внутри этой девушки. Я понял, что не смогу так просто отказаться от возможности ощутить себя живым снова. Не сомневался, что эта девушка выберет жизнь. Она слишком сильная, чтобы поддаться страхам.
Только когда я принес ее в хижину и разглядел поближе, осознал, в чем причина такого ее поведения. Она меня просто не видит. В сердце шевельнулась робкая надежда. Это давало мне шанс. Впервые за столько времени реальный шанс. Когда чего-то не видишь, оно не кажется таким уж страшным. Но я чуть сам все не испортил. Настолько оказался ошарашенным ее поведением и моей реакцией на него.
Она повела себя, как настоящая жена. Вместо слез и отвращения я увидел на ее лице улыбку. Что произошло в тот момент внутри меня, трудно объяснить. Сердце, которое я уже считал неспособным на жизнь, забилось так сильно, что его толчки болезненно отдались во всем теле. Эта девушка казалась мне прекраснее всего, что я когда-либо видел в жизни. Каждая клеточка ее тела рисовалась мне совершенством. Испугавшись силе собственных чувств, я просто убежал тогда.
Долго бродил по лесу, пытаясь унять целую бурю чувств, атакующих меня. Даже когда был человеком, такого не испытывал. Наверное, тогда я и не мог этого испытать. Слишком сильно был уверен в собственной неотразимости. Любовь к себе заслоняла все прочие чувства. Годы одиночества и самокопания заставили эту любовь смениться ненавистью. И то, что в этом истерзанном сердце способно зародиться чувство к другому человеку, вызвало у меня смятение. Я не могу позволить себе полюбить ее. Если сделаю это и когда-нибудь она уйдет, на этот раз точно сломаюсь.
Ноги сами привели обратно к хижине. Постояв некоторое время у двери, я все же вошел. Она спала. Тихо и безмятежно. Опустившись рядом с ней, я долго просто смотрел в прекрасное лицо. Во сне она казалась такой умиротворенной. Нежность, охватившая сердце, заставила меня содрогнуться. Я осторожно, стараясь не разбудить ту, что теперь стала мне женой, лег с ней рядом. Обнял и прижал к себе. Засыпать, держа ее в своих объятиях, оказалось ни с чем несравнимым счастьем. Я давно уже не ощущал себя так.
А потом она позволила мне сделать то, чего я до безумия желал. Насладиться этим великолепным телом, сделать ее своей по праву. Когда причинил ей боль, показалось, что мир остановился. Я и не подозревал, что могу так реагировать на это. Раньше я особо не заботился о чувствах женщин, которых брал. Главное – то удовольствие, какое получал сам. С ней было по-другому. Я так хотела, чтобы она испытала удовольствие. Чтобы позабыла о том, кто сжимает ее в своих объятиях. Воспринимала меня как обычного мужчину.
Вел себя, как влюбленный идиот, готовя ей утром завтрак. Ловил себя на том, что скалюсь в улыбке. Должно быть, это жутко выглядело со стороны. И я радовался, что Агнейка не может этого видеть. Агнейка. Повторял это имя в голове снова и снова. Оно казалось самым прекрасным на свете.
Помню момент, когда вернулся с охоты и увидел, что она ползет по двору. Сцепив зубы, с выражением решимости на лице. Моя подозрительность трактовала это только в одну сторону – она хочет уйти! Я обезумел в тот момент. Хотелось убить ее на месте, растерзать собственными руками. Никогда ни одна другая девушка, что отвергла меня, не вызывала подобного желания. Я отпускал их легко, хоть и с горечью. Воспринимал как должное. Но только не ее. Однако едва мои руки сомкнулись на ее теле, я ощутил, как внутри все дрожит.
Мысль о том, чтобы остановить биение этого сердца, всполошено колотящегося в груди, вызвала дурноту. Я принес ее в дом. Ее робкие и тихие слова перевернули во мне все. Она и не пыталась бежать. Просто хотела набрать воды. Но слепая, не знала, куда идти. А я, идиот, даже не подумал, что нужно было позаботиться об этом.
Потом она рассказывала мне о себе. И с каждым словом чувство к ней становилось еще сильнее. Я воспринимал боль Агнейки, как свою собственную. Мне хотелось собственными руками скрутить шею ее злобному дяде, наказать всех, кто когда-то причинял ей вред. И тогда я снова испугался. Тому, насколько мягким она меня делает и как глубоко ей удалось забраться мне в душу.