Страсть на холсте твоего преступления
Шрифт:
— Эйвон прав, Тереза, ты не дома, и я не твои родители, которым ты можешь показывать свой раздражающий и детский характер. Я не буду нежен и добр к тебе, по натуре я не таков, — учтиво и спокойно проговорил Харрис. Меня раздражало его лицо, лишенное эмоций и выразительные голубые глаза.
— Я пытаюсь выжить, — ответила я на его слова и скрестила руки на груди.
— Разве тебя насилуют и пытаются убить? Я создал для тебя все возможные комфортные условия, что не характерно для меня, я просто не привык к женскому обществу в своем доме. Я не трогал тебя, пока ты спала, убедил оставить тебя в той же одежде, а не переодевать без твоего разрешения, я приказал повару сделать завтрак из разных блюд, так как не разбираюсь в твоих предпочтениях, заставил
— Разве я не похищена? Вы сами сказали, что Вашим ограблением буду я, так перестаньте загадывать и скажите точно, что вам от меня нужно. Вы убиваете меня своим молчанием, — произнесла я, смотря на него. Он постучал пальцем об свою руку и выдохнул.
— Это так, — вежливо сказал пустой мужчина и встал с кресла, его длинные ноги преодолели расстояние между нами и он подошел ко мне. Я опустила руки на диван, кровь остановилась и по краям засохла, я вжалась пальцами в дорогую плетеную кожу. Рука Харриса приблизилась к моему лицу и подняла меня за подбородок, он аккуратно держал его пальцами. Теплые руки жгли место нашего соприкосновения. Я испуганно раскрыла для него свои глаза, а он всматривался в них, пытаясь найти нужную ему эмоцию.
— В будущем, твое слово будет стоить дороже всех сокровищ в мире, — и сказав, он внимательно изучил мои губы, проводя большим пальцем по моей щеке. Я уже хотела открыть рот, дабы вставить свои сотые вопросы, но он опустил руку.
— Тебе обработают руку и не выводи меня из себя, Тереза. В гневе я страшен возможными последствиями своих действий, — проговорил учтиво Харрис и ушел, больше не посмотрев на меня. Как вихрь и тихая буря, разрушит все на своем пути, оставив руины.
Я осталась сидеть в гостиной одна, осматривая интерьер дома и задумываясь о его словах. Мне до сих пор не понятен смысл всех его слов, и я так и не получила ответа. Сжимая свою окровавленную руку, я старалась унять слезы на глазах.
Глава 5
Мучительно долгая неделя, подпитанная молчанием и моими криками. Я кричала на безрассудных горничных, требуя ответы от них. Иногда в моей клетке появлялся Эйвон, будто своими глазами приходил и убеждался, что со мной всё хорошо. Он не говорил ни слова, лишь осматривал мою комнату и подолгу задерживался на листах бумаги. Мысли художника могут быть закодированы в его работе, от моих же остался безрассудный сгусток подобия рисунка. Мне снились кошмары каждую ночь, от чего я каждое утро старалась детальнее передать на бумагу сумасшествие своей головы. Паника. Боль. Тоска. Неизвестность. Это была самая настоящая пытка, о которой намекал Харрис. У пыток есть приятная сторона, так же и есть разновидности. Меня поместили в медленную, тянущуюся, словно мёд.
Я сидела в «своей» комнате, которую можно было назвать настоящей клеткой в дорогом стиле. Обыскав весь дом, я наконец нашла свое занятие и увидела полку с книгами, а также стопку с белой бумагой и стакан с карандашами, на полке рядом в ряд располагалась мировая классика. Одной из книг была «Поющие в терновнике», я взяла книгу в руки, вместе с листами и заточенным карандашом и спустилась на нижний этаж. Открыв дверь на задний двор, я удивилась красивому домашнему саду с зеленым газонным покрытием и уютными скамейками. Среди кустов и неаккуратных деревьев я заметила вьющиеся растения. Сад выглядел неухоженным, будто здесь очень давно не было садовника. Погода стояла солнечная и яркая, ослепляя и раздражая глаза. Я уселась на одну из скамеек, поджав обе ноги к себе. Под сизым небом тяжелых облаков летали сухие разноцветные листья. А влажная прохлада утра заставляет поморщиться от озноба. Подложив под листок книгу, я задумалась, мне жутко хотелось нарисовать мифическое существо. Я медленно рисовала каркас рисунка, пририсовав к туловищу льва крылья. Карандаш с трудом давил на белый лист бумаги, когда я смотрела на рычащего злого льва в оборонительной позе. А его длинные пернатые крылья угрожающе защищали его от посторонних. Чего он боялся?
— Тереза, — услышала я и вскрикнула в ужасе, когда, обернувшись, увидела позади себя мужчину. Чёрт. Как он подошел ко мне? Я настолько зачиталась, что не услышала шорканье его шагов? Я давно отложила листок с рисунком и приступила к книге. Тот, кого я старательно избегаю, здесь.
Харрис Райт был в классических черных штанах и в белой футболке-поло, на макушку он натянул черные солнцезащитные очки, а на левую руку часы. Он морщился от солнца и начал внимательно изучать меня, словно обнаруживая каждую мельчающую деталь моих жестов, пытаясь понять, о чем я думаю. Я сразу же развернулась обратно в книгу, не желая иметь контакта с жителями этого дома. Но все же Харрис преодолел расстояние между нами и уселся на стоящую напротив лавочку. Он принимал деловой вид даже сидя в собственном саду, а не на собеседовании.
— Ты нашла себе занятие? — его голос словно гром среди ясного неба раздался перекатами. Я не ответила ему, уткнувшись в книгу. Он подождал пару минут и откинулся на спинку скамейки, принимая позу властного бизнесмена.
— Сначала ты устраиваешь голодовку, а теперь молчанку? — хмыкнул он, показывая часть своих белоснежных зубов. Я нахмурилась, по-прежнему не реагируя на его слова.
— Тереза, я вижу твоё белое нижнее белье, — вдруг сказал он серьезным до невозмутимости голосом, и я вскрикнула, убрав ноги со скамейки и встав с неё. Я злобно кинула книгу на деревянную скамейку, грозно смотря на Харриса. Черт. Пришел, потревожил, опозорил и разозлил.
— Что мне, по-Вашему, ещё делать? У меня нет доступа в интернет, как и моего телефона, мистер Райт. Приходится заниматься саморазвитием через саморазрушение, — буркнула я и села обратно на скамью. С его русыми темными волосами играло осеннее солнце и это выглядело весьма забавно. Склонив голову, он натянул на свои глаза очки и наблюдал за мной.
— Твой телефон на дне озера, доступа к интернету у тебя действительно нет, и ты не похожа на умную, читающую книги девушку, поэтому для тебя это и правда саморазрушение, — он покачал головой, от чего с макушки головы упали локоны волос. Я сжала кулаки, обращаясь к нему.
— С чего у Вас такое мнение? Вы ошибаетесь, я перечитала половину современных писателей, а мировой классики и того больше, — учтиво произнесла я, сжимая деревянную скамейку и пододвигая книгу ближе к себе.
— Кто написал «Собор Парижской Богоматери»? — с вызовом спросил мистер Райт, я укусила губу, вспоминая фамилии разных писателей и стыдливо опустила глаза.
— Что за резкие вопросы? Вы думаете я прямо сейчас вспомню? Да и вообще, это не показатель моей начитанности! — я встала с места, стыдясь своей забывчивости или глупости… Улицу заполнил смех мистера Райта, и я встала в ступор. Его смех был контагиозным, заставлял нехотя улыбнуться в ответ. Я прилипла взглядом к слегка прищуренным голубым глазам и ресницам, создавшим черную занавеску, за которой скрывались сияющие под солнцем глаза.
— Рождение Венеры? — спросила я, с вызовом нагибаясь вперед, словно ребенок.
— Боттичелли, — без секундной задержки ответил Харрис.
— Сотворение Адама? — с укором спросила я, желая, чтобы он облажался. Харрис едва заметно улыбнулся.
— Микеланджело, — без запинки ответил мужчина. Я задохнулась.
— Герника? — я знала, что вероятнее он даже не знает о существовании такой картины, но его самовольство мне надоело и я надавила. Харрис прищурил глаза, я отчетливо увидела его взгляд через оправу дорогих очков.