Страсть после наступления темноты
Шрифт:
Потому что . . .
Что-то темное и ужасное маячит за пределами моего сознания. Я вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок, потревожив де Хэвилленд. Он вытягивает лапы и слегка выпускает коготки, тихонько мяукнув, после чего вновь откидывается на постель, продолжив мурлыкать.
Я хочу снова заснуть, но не могу. Я таращусь на китайские обои широко открытыми глазами, считаю попугаев, представляю их красочное оперение, пока не раздается сигнал будильника. И не приходит время вставать.
В результате недосыпа утром меня шатает, и все раздражает.
– Все в порядке, Бет?
– интересуется Джеймс, когда я чертыхаюсь на компьютер из-за
– Да, да, прости, - отвечаю я с горящим от стыда лицом.
– Тяжелая ночка. Не могла заснуть.
– Отличное время, чтобы почитать книжку, - тонко замечает он, но обращается со мной помягче в течение утра, приносит мне кофе и убеждается, что я съела несколько тонких имбирных печенек, которые, как он знает, мне очень нравятся.
Чуть позже приезжает курьер с еще одним адресованным мне кремовым конвертом. Я читаю вложенное письмо.
Дорогая, Бет.
Поздравляю с твоей инициацией прошлой ночью. Надеюсь, ты получила столько же удовольствия, сколько и я. Сегодня ты должна быть в квартире в 19:30 готовой для меня. Надень то, что найдешь на кровати. До моего приезда ты должна помыть предметы, лежащие на столике, использовать лубрикант и разложить инструменты наказания. Стой на коленях на полу, как прошлый раз.
Доминик.
Я дважды перечитываю письмо. Внутри вновь зарождается волнение, но не такое радостное, как вчера. Шлепки доминирующего Доминика вчера не были особо болезненными, но это из-за моего состояния обостренного возбуждения в тот момент. Я понимаю, что уже побывала там, где боль и удовольствие тесно граничат между собой, и что жгучие удары по моей попке были для усиления моего наслаждения. Но я не уверена, что справлюсь, когда он захочет зайти дальше.
А я уверена, что он этого захочет.
– Бет, ты побледнела,- отмечает Джеймс, подходя к моему столу.
– Ты в порядке?
– он тщательно заглядывает мне в лицо.
– У вас с Домиником все идет хорошо?
Я киваю.
Он смотрит на меня задумчиво. Обычно у него привычка над всем шутить, и, даже после того как я призналась в пристрастиях Доминика, он все время дразнил меня небольшими шутками и подколами о связывании и наказании. У меня такое чувство, что он хочет сказать мне нечто серьезное и важное, но его что-то останавливает. Вместо этого он смотрит мне прямо в глаза.
– Бет, ты совершенно одна, вдали от дома. Если Доминик принуждает тебя делать что-то против твоей воли, или ты перестала получать удовольствие от того, что он делает, я хочу, чтобы ты мне об этом сказала. Я твой друг и беспокоюсь о тебе, - его глаза полны нежности.
– Ты еще такое милое маленькое дитя.
От этих теплых слов внутри меня образуется водоворот эмоций. Слезы жгут глаза, хотя я и не хочу плакать.
– Спасибо Вам, - говорю я высоким, натянутым голосом.
– Всегда пожалуйста, милая. Снаружи расстилается большой плохой мир, но тебе не нужно переживать и страдать в одиночестве. Ты можешь звонить мне в любое время: будь то выходной или будний день.
Когда он уходит, я не могу сдержать одинокую слезу, скатившуюся по щеке. Поспешно смахиваю ее, складываю полученное письмо и до назначенного Домиником времени встречи максимально концентрируюсь на работе.
В эту ночь в квартире я нахожу ожидающий меня новый комплект белья. Его сложно квалифицировать как предмет одежды. Это больше похоже на своеобразное переплетение, но не из кожи, а из мягкой черной эластичной ленты. Мне требуется время, чтобы понять, как его надевать, но когда у меня получается,
Облачившись в это подобие белья, я надеваю оставленные для меня чулки и закрепляю их подвязками. На кровати лежит также пара черных «скелетонов» (туфли на высокой шпильке – прим. переводчика), их я тоже надеваю. Они идеально подходят по размеру.
Там же обнаруживается ошейник из глянцевой черной кожи, застегивающийся пряжкой на затылке и совершенно не похожий на нежный латексный, который был прошлой ночью. Этот усеян блестящими черными блестками, имитирующими шипы, но, в общем, выглядит более гламурно. Я смотрю на него в зеркало. Символ моего подчинения.
Вспоминаю указания и возвращаюсь к кровати. Длинный голубой латексный вибратор - не совсем в форме фаллоса, но похож - лежит на журналах рядом с пурпурной бутылкой. Я беру в руки вибратор и изучаю его. Он довольно красивый: с четкими линиями и нежными округлостями, а цвет позволяет не задумываться, как бывает иногда, о жуткой схожести с человеческой плотью. У его основания имеется небольшая выпуклость, как мне кажется, предназначенная для стимуляции клитора.
Я отношу его в ванную и тщательно мою под водой, хотя уверена, что ранее он не использовался. Промокнув его сухим полотенцем, я возвращаюсь с ним в спальню и сажусь на кровать. Я лью немного маслянистого лубриканта (смазки) из пурпурной бутылочки на ладонь и начинаю растирать по всей поверхности голубого стержня. С удивлением обнаруживаю, что завожусь от простого втирания масла в латексный объект. Это неодушевленный предмет, но все же я нахожу его массирование интимным актом, словно привыкаю к нему, узнаю получше, предвижу наслаждение, которое с ним испытаю. Я начинаю ощущать что-то, вроде привязанности к его плавным изгибам и твердости, а когда он становится блестящим и масляным, мне даже кажется, что это он сам по себе увлажнился в ожидании меня.
Бросаю взгляд на часы и понимаю, что Доминик будет тут через пару минут. Кладу хорошо смазанный вибратор на полотенце на кровать и смотрю на другие инструменты исправления и наказаний. Как и вибратор, они далеки от уродливых предметов пыток, виденных мной в подземелье. Они стильные и красивые, как будто предназначены больше для выставления на всеобщее обозрение, чем для того, чтобы быть сокрытыми от глаз. Один из них в виде плети с короткой, толстой черной кожаной рукояткой, украшенной на конце стальным шариком, а с другого конца прикреплены дюжины замшевых «усиков». Я пробегаю по ним пальцами. Они мягкие и напоминают мне колышущиеся щупальца актинии (Актинии или морские анемоны — крупные коралловые полипы, которые в отличие от большинства других кораллов имеют мягкое тело – прим. переводчика). Рядом с плетью лежит длинный вытянутой формы ездовой стек из черной кожи с петлей на конце.