Страсть после наступления темноты
Шрифт:
«Так почему я плачу?» - удивляюсь я, в то время как слезы непроизвольно начинают катиться по моим щекам.
Потому что мне одиноко.
Потому что я не знаю этого Доминика, того, кто раздает приказы и порет меня.
Но ты попросила его так делать, - напоминаю я себе.– Он не хотел, а ты его вынудила. Ты не можешь сейчас сожалеть об этом и не можешь отступить.
Я не хочу отступать, в этом я уверена. Но, когда мы заключали соглашение, я не понимала, что
Мне нужно, чтобы Доминик сказал мне, что он по-прежнему любит и уважает меня, и что за пределами будуара, в реальном мире, я все еще Бет, которой он дорожит и которую ценит.
Но я не вижусь с ним в реальном мире! Больше не вижусь.
Сегодня последний день нашего соглашения. Я понятия не имею, что будет дальше. Но до этого мне предстоит очередное подготовленное Домиником испытание. Мне хочется чувствовать возбуждение, но внутри меня царит холодная пустота.
Никогда бы не подумала, что у меня не будет никаких эмоций при мысли о Доминике.
Я одеваюсь и прибираюсь в квартире Селии, делаю кое-какие домашние дела и придаю ей привычный первоначальный вид. Хотя теперь я и ощущаю себя тут как дома, но не могу избавиться от мысли, что в первую очередь она принадлежит Селии. Я проверяю свой мобильный на наличие сообщений от Доминика, когда раздается стук в дверь.
Открываю, ожидая увидеть за дверью его, но это портье.
– Здравствуйте, мисс, - говорит он и протягивает большой пакет, запечатанный в коричневую бумагу.
– Меня попросили доставить это. Видимо это срочно.
Я забираю посылку.
– Спасибо.
Он смотрит на нее с любопытством:
– У вас день рождения?
– Нет, - отвечаю я с улыбкой, - просто кое-какие вещи из дома, которые я ждала.
Когда он уходит, я опускаюсь на колени на мраморные плитки прихожей и сдираю оберточную бумагу. Внутри лежит черная коробка, перевязанная мягкой черной атласной лентой, за которую заложен кремовый конверт. Я беру его, открываю и извлекаю письмо.
Сегодня утром ты должна отдохнуть. В полдень тебе будет доставлен твой ланч, и ты должна все съесть к 13:00. В 14:00 тебе разрешено вскрыть эту коробку. Дальнейшие указания ждут тебя внутри.
Я осознаю, что каждое следующее письмо пропитано контролем больше, чем предыдущее. Каждое последующее диктует мне чуть больше действий, выходящих за рамки лишь моей сексуальной жизни и переходящих в мою жизнь самостоятельной личности.
Сегодня, даже когда я не с ним, Доминик определяет, что со мной произойдет. И он знает, что я буду подчиняться ему. У меня такое чувство, что он точно знает, что я делаю, будто его взгляд может проникать за пределы гостиной и распространяться на всю эту квартиру.
Он из тех, у кого
Эта мысль кажется невероятной, и, как только она приходит мне в голову, я ее отбрасываю. Но все же меня не покидает вероятность того, что этот новый Доминик вполне на такое способен.
Я смотрю на черную коробку, гадая, что кроется внутри.
– Ну ладно, - говорю я, - нет смысла предполагать. Я не собираюсь открывать ее до двух часов. Исходя из того, что я знаю, у него может быть внутри какой-то таймер, который подаст ему сигнал, когда крышка откроется.
А я не хочу давать ему повод меня наказать. Ведь сегодня тот день, когда мы зайдем дальше.
При мысли об этом меня охватывает своего рода сковывающее волнение. Впервые, подспудно желанию к Доминику, я чувствую настоящий страх.
Повинуясь указаниям, я провожу тихое, спокойное утро. Мама звонит мне, чтобы узнать, как я, и, даже несмотря на то, что, как мне кажется, мой голос звучит обыденно, она сразу просекает, что я сама не своя.
– Ты заболела? – спрашивает она с беспокойством в голосе.
– Нет, мам. Просто устала. У меня была долгая неделя. Как оказалось, жизнь в Лондоне изнурительна.
Наряду со всеми этими занятиями сексом.
– Я чувствую по твоему голосу, что ты подавлена. Будь честна со мной. Это из-за Адама?
– Адама?
– я искренне удивлена. Я уже много дней не думала о нем.
– Нет, нет, вовсе нет. В этом отношении Лондон оказался идеальным лекарством.
– Я рада это слышать, – говорит мама с облегчением.
– Я всегда думала, что ты заслуживаешь кого-то лучше, Бет, но не хотела тебе говорить, когда ты так явно его любила. Он идеально подходил на роль первого бойфренда, но я рада, что у тебя будет возможность расправить крылья. Тебе нужен более достойный мужчина, чем он, кто-то, кто расширит твои горизонты, позволит получить больше опыта и разделит твое жизнелюбие. Я хочу, чтобы мою Бет любил самый лучший мужчина на свете.
Я не могу произнести ни слова. В горле встал ком, а на глазах выступили горькие слезы. Они покатились по щекам, и я не могу сдержать сдавленного всхлипа.
– Бет?
Я пытаюсь что-то сказать, но с губ срывается лишь очередной всхлип.
– Что такое? – восклицает она.
– Что случилось, детка?
Я вытираю глаза и умудряюсь совладать с собой настолько, чтобы произнести:
– Ох, мамочка. Ничего не случилось, правда. Просто я немного тоскую по дому.
– Возвращайся, дорогая, приезжай нас проведать! Мы тоже по тебе скучаем.
– Нет, мам, в квартире осталось пробыть только две недели. Я не хочу упустить такую возможность, – я шмыгаю носом и слабо смеюсь. – Это глупости! Просто немного всплакнула, ничего серьезного.
– Ты уверена?
– она все еще встревожена.
О, Мамочка, я так тебя люблю. Я все еще остаюсь твоей маленькой малышкой, несмотря ни на что. Я сильнее перехватываю телефон, будто это приблизит меня к ее утешающим объятиям и такому привычному материнскому теплу.
– Я в порядке, честно. И я приеду домой, если станет совсем невыносимо. Но уверена, что до этого не дойдет.