Страсть с повинной
Шрифт:
— Нет, Бен… Ax! — Она пронзительно завизжала, когда он схватил ее за плечи и прижал к холодильнику.
— Яичница а-ля Бенедикт, ты сказала, маленькая ведьма? Хорошо, так я заставлю тебя съесть эту яичницу. — Он наклонился, его рот завладел ее губами, а его мускулистое тело вломилось в нее, обдавая одновременно страхом и наслаждением.
Его руки были везде, он терся лицом об ее грудь, расстегнув блузу и зубами разодрав узкую полоску бюстгальтера спереди. Ребекка еле держалась на ногах, колени ее подкосились, когда он поднял ей юбку и разорвал
Она беспомощно повисла на его плечах. Он приподнял ее и уткнулся лицом в ее грудь.
Она пришла в себя, когда ее ноги коснулись пола. Она чувствовала холод от двери холодильника, а внутри у нее бушевал пожар. Ребекка не верила тому, что случилось: они сблизились в момент ссоры. Как это могло произойти? Если б ей вчера рассказали, что она будет заниматься любовью у холодильника, да еще с такой самозабвенной страстью, она бы от души расхохоталась…
Но теперь, глядя на Бенедикта, ей совсем не хотелось смеяться. Его золотистые глаза были полны раскаяния и еще чего-то, чего она не осмелилась даже про себя назвать.
— Ребекка, прости… — Его грудь вздымалась, и она положила руку на темные завитки; биение сердца сотрясало его.
— Все хорошо… — сказала она дрожащим голосом.
— Ничего хорошего, черт побери! — фыркнул Бенедикт раздраженно. — Клянусь, ни с одной женщиной я не вел себя таким образом. — Он отбросил прядь волос со лба. — Ты устраиваешь такую сумятицу из моих чувств; злишь и бесишь меня, пока я не теряю самообладание. Ты такая очаровательная и такая маленькая! — Он окинул взглядом ее хрупкую и в то же время чувственную фигурку. Насупясь, он начал застегивать ее измятую блузку и поправлять задранную юбку. — Боже, и это называется первая медовая ночь! Прости, Ребекка. Я вел себя… как кобель. Я, наверное… сделал тебе больно? Она улыбнулась с нежностью.
— Нет, нет, ты мне не причинил боли. Она хотела погладить его нахмуренный лоб — так она гладила Даниэля, когда на его личике появлялась точно такая же мина — смесь сожаления и вины. Ее фиалковые глаза широко раскрылись от внезапного прозрения. Его любовь не может причинить ей боль. Она любит его… Она больше не может обманывать себя. Это не похоть, не супружеский долг, как она себе внушала, это великая любовь… Она ликовала от своего открытия, сияющими глазами всматриваясь в него, как вдруг в ее сознание вторглись его слова.
— ..Может быть, не сегодня, когда-нибудь, я расскажу, что чувствую к тебе. — Он говорил медленно, невнятно, хрипловатым голосом, как будто делился чем-то сокровенным. — Мне не следовало на тебе жениться. — Он устало потер глаза тыльной стороной ладони.
Ребекка смотрела на него, не в силах оторвать взгляда от его такого привлекательного и в то же время измученного лица. Ее руки вдруг сжались в кулаки, истерический хохот вырвался из горла, когда безнадежность всего происшедшего потрясла ее. Она наконец призналась себе в том, что любит Бенедикта и, наверное, всегда любила, а он как раз в это время пришел к противоположному заключению: он ненавидит
— Бенедикт… — простонала она в отчаянии. Его лицо, казалось, снова затянула знакомая непроницаемая маска.
— Можешь пока жить тут, но не бойся, я больше не трону тебя. Я куплю дом в деревне для тебя и Даниэля. Сам останусь жить в городе, но, с твоего разрешения, буду посещать вас иногда.
Ее затрясло, глаза болезненно зажмурились. Он все разложил по полочкам.
— Ты озябла, Ребекка, иди спать. — Он оглядел кухню. — Я наведу здесь порядок… Поговорим завтра. — Его сдержанный тон окатил ее холодом.
Она медленно вышла из кухни, леденящий озноб сковал ее тело. Нетвердыми шагами она поднялась по лестнице в спальню. Поговорим! О чем? Она разделась и умылась, прежде чем лечь в постель, но уснуть не могла.
Глаза застилали слезы. Они были женаты всего несколько коротких сумасшедших часов, и за это время ее чувства претерпели целую гамму изменений. Всего лишь три дня прошло с тех пор, как она в своем уединении, в собственной квартире, грустила о том, что ей придется выйти замуж за Бенедикта, но и утешала себя тем, что никогда не будет его любить, а значит, он уже никогда не сможет причинить ей боль…
Она обольщалась, считая себя трезво мыслящей и интеллигентной женщиной, неспособной дважды повторить одну и ту же ошибку. Считала, что никогда не сможет любить человека с таким жестоким и мстительным характером.
И вот теперь, вопреки всему этому кошмару, лежа в постели, где они только что были вместе, она не может отрицать, что любит его…
Ребекка проснулась оттого, что тяжелая рука опустилась ей на грудь. Она повернула голову и в предрассветной мгле различила рядом с собой очертания лежавшего на спине Бенедикта. Рука его покоилась на ней, не давая подняться.
Она смутно припомнила; как, ложась спать, мучилась оттого, что влюблена в собственного мужа. Наверное, она заснула и не слышала, как он тоже лег в постель.
Она напряженно вслушивалась в его бормотание. Проснулся он или нет? Нет, но он так положил руку, что ей трудно было дышать. Она постаралась оттолкнуть его плечо, и ладонь ее прикоснулась к его телу. Он весь горел, и ей стало ясно, что у него жар. Она услышала, что он сквозь стоны называет ее имя, и пальцы ее невольно стали ласково гладить его плечо. Кожа у него была влажной от испарины…
Нет, это не простой сон; Бенедикт тяжело дышал, гортанно проборматывал какие-то слова, смысла которых она не могла понять. Может быть, это ночной кошмар? Прежде она считала Бенедикта суперменом, но в эту минуту, когда он в забытьи удерживал ее в постели, она осознала, что он так же, как и все люди, подвержен страхам.
Не сумев поднять одной рукой его руку, она осторожно выползла из-под нее и, уже сидя, двумя руками сдвинула ее и встала с постели. Включив ночник, она надела халат и внимательно вгляделась в Бенедикта. Нет, это не просто кошмарный сон, с ним что-то неладно.