Страсть сжигает все преграды
Шрифт:
Поток мыслей резко прервало понимание, что Вито все еще не отпустил ее. С грубой интимностью прижатая к его знакомому до мельчайшего изгиба, стройному, мускулистому телу, она вся вспыхнула. Обхватившие ее руки спустились к бедрам й вынуждали к физической близости, которой ей вдруг отчаянно захотелось избежать.
— Оставь меня в покое! — гневно потребовала Эшли.
Безжалостные пальцы извивались в ее спутанных волосах и оттягивали голову назад.
— Ты ведешь себя как…
— Возбужденный самец? — Вито выдохнул дразнящий смешок, от которого колени Эцгли подогнулись. — Но я такой и есть. Очень возбужденный.
— В-Вито… нет! — Но он уже жадно прижался губами к крохотной жилке, бурно бившейся в ямочке
От потрясения жалобное хныканье забулькало у нее в горле, и вдруг сильное и восхитительное напряжение, но совсем другого рода, стянуло каждую мышцу и вымело до единой все разумные мысли.
В предвкушении страсти тело невольно извивалось. Желание, нет, животный голод поглотил ее, жег и терзал плоть. Медленно, невыносимо медленно, так что ее руки с мольбой вцепились в широкие плечи, его рот ответил на приглашение ее теперь открывшихся и зовущих губ.
Он целовал ее так же, как и занимался любовью. С пылающей страстью и дьявольской сексуальной силой. Каждая клеточка тела Эшли ожила в одном гигантском взлете чувственности. Кожа стала липкой, соски болезненно напряглись. Слабость текла по жилам, разливалась по ногам. И вот Эшли уже, словно в реке, утонула в восхитительном потоке чувств. Если бы он не держал ее, она бы свалилась к его ногам. На какой-то бесконечно долгий момент Эшли окунулась в жаркую бурлящую темноту, в которой не осталось ничего, кроме примитивной потребности тела. Он скользил по ней, податливо эротичный, как камышовый кот, заставляя ее чувствовать толчки, свидетельствующие о его мужской силе. Она отказалась от неравной борьбы и приникла к его жару и твердости, подчинившись дикой силе его жажды. Он поднял ее на руки и вынес из комнаты.
— Я больше не вернусь, — услышала она его кому-то сказанные слова. Даже в угаре страсти она отметила, что голос Вито звучал совсем не похоже на обычно холодный, контролируемый. Он положил ее на твердую горизонтальную поверхность, она даже не поняла куда. Широко открытыми глазами Эшли скользила по его смуглому красивому лицу, склонившемуся над ней. Напряженному, покрасневшему и подчиненному силе страсти, которую она так хорошо понимала.
— Все снова, как первый раз, — хрипло проговорил Вито. — Только теперь на тебе все еще слишком много одежды.
После ошеломленного молчания Эшли в ужасе вытаращила глаза. Поток сильных эмоций вырвал ее из когтей неутолимой страсти. Подушечки его пальцев уже забрались под майку, и, прежде чем она успела погасить их ласку, тело опять предало ее. Когда его руки обхватили ее грудь и большие пальцы умело принялись дразнить чувствительные соски, Эшли испустила рыдающий вздох.
На нее одновременно нахлынули безмерное потрясение, неверие в случившееся и отвратительное чувство стыда. Эшли замерла. Она была слишком измучена, чтобы думать о чем-то другом, кроме собственной реакции на происходившее между ними. Невозможно… непристойно… непростительно. Ведь она уже не юная девица с чересчур активными гормонами. Как она могла позволить ему сделать с ней такое? С мукой в глазах она невольно посмотрела на него, словно искала ответа на необъяснимое.
— Ничего не изменилось, правда, сага? — Руки Вито постепенно успокоились. — У нас неутолимая жажда друг к другу. Что-то такое мощное, в существование чего я даже не верил, пока не встретил тебя, — выдохнул Вито прерывистым полушепотом. — Последний раз мне было мало. Но теперь я получу все, что захочу.
Не будь отвратительным! — Эшли сделала еще одну слабую попытку выбраться из его объятий. Дрожь сотрясала ее после пережитого шока.
— А какое это облегчение — быть с женщиной, которая
Что-то опасно близкое к откровенной панике обожгло ее во время этой речи.
— Что-то не нравится? — Сверкающие глаза следили за каждым изменением выражения ее лица и толковали его с точностью устройства, легко читающего радиоволны.
Не нравится все. Столь многое, что ей даже не удавалось собрать воедино это «все». Без малейшей подготовки она столкнулась с собственными фальшивыми теориями, которыми четыре года назад пыталась отгородиться от Вито. Тогда ей казалось отчаянно важным, чтобы Вито не вырвал у нее признания в вечной любви. Любящий человек дает любимому огромную власть над собой. Отец все годы брака властвовал над матерью. И Эшли твердо решила, что Вито никогда не получит оружия, которое может быть обращено против нее.
Это всего лишь физиология, это мой возраст, это инфантилизм, убеждала себя Эшли. Я не люблю его. Мне он не нужен. Если его не будет, я и не вспомню о нем. Она повторяла эти слова как своего рода мантру. Эшли отказывалась на словах хранить верность исключительно ему, чего он требовал. Красноречиво обличала двойные стандарты, которые считали сексуальное экспериментирование допустимым для мужчин и совершенно неприемлемым для женщин.
Однако на деле ее поведение абсолютно не соответствовало этим декларациям. С самого начала Вито получил ее безраздельную преданность, независимо от того, что он выбирал — верить ей или не верить. Но при всем при том Вито обращался с ней так, будто она его собственность. Эшли играла свою роль с нервным, демонстративным неповиновением женщины, которую чересчур властный самец силком загоняет во все более тесный загон. Он думал, что слово «освобождение» относится только к оккупированным территориям и не имеет ничего общего с женским полом. Глядя на нынешнего Вито, такого холодного и спокойного, она с трудом верила в яростную агрессивность их споров. Сегодня казалась невероятной и безумная ревность, обуревавшая его. Она вспомнила и чувство собственника, которое кипело в нем, стоило ей набраться смелости и заявить, что он не имеет права диктовать ей, что делать, и контролировать каждый ее шаг.
— Вито… я… — У Эшли мелькнула мысль, что ее гордые претензии теперь успокоились, как куры на насесте. У Вито до абсурда ошибочное впечатление о ее характере. У него совершенно невыносимая привычка по-своему истолковывать все, что она говорила. В особенности — когда она выдавала теории, которых вовсе не придерживалась. И теперь, в общем-то естественно, он думал, будто она воплощает на практике то, что когда-то проповедовала.
— Если чего-то очень хочешь — добивайся, — с вызовом повторил Вито. — И не говори мне, что не хочешь заняться любовью, я вижу, что это не так.
— Как было бы хорошо, если б ты перестал припоминать мне каждую глупость, какую я когда-либо говорила, — вздохнула Эшли, а его указательный палец проскользил по груди и остановился возле пояса брюк.
— Так ты признаешь, что иногда говорила глупости? — уцепился за ее слова Вито. — Или просто готова признать все, прежде чем сейчас разделишь со мной постель?
Эшли отвернулась. Зачем он затащил ее в постель? Или это коварный способ закрепить сделку, на которую она уже согласилась? Или это только первый шаг в длинной череде унижений, предназначенных растоптать в прах ее гордость? Боже милосердный, если свобода брата висит на волоске, что же ей делать? Эшли понимала: если Вито осуществит сейчас свои намерения, она, едва выйдет отсюда, бросится под первый же автобус. Потому что она никогда не сможет посмотреть ему в глаза и потеряет всякое уважение к себе.