Страсть в жемчугах
Шрифт:
– Что вы находите красивым, мистер Хастингс? Вы как-то сказали, что женские волосы очаровывают мужчину, и я начала задаваться вопросом: а что еще имеет власть? – Она покраснела. – Я, конечно, интересуюсь этим так, вообще… не вашими личными предпочтениями. Для меня это чисто теоретический вопрос.
– Да, разумеется, – улыбнулся Джозайя – эта тема его явно развеселила. – Мисс Бекетт, для женщины, которая исповедует неукоснительное следование этикету, вы задаете удивительные вопросы. Но поскольку этот чисто теоретический…
–
– В данный момент я восхищаюсь дугами ваших бровей, мисс Бекетт. Вы сегодня – геометрическое пиршество изгибов и линий, и я благодарен вам за это.
– Ох!.. – вздохнула Элинор.
– Вы разочарованы?
– Немного, – призналась она. – За всю свою жизнь я ни разу о своих бровях не задумалась, мистер Хастингс, и мне следовало бы утешиться вашим интересом ко мне. Но ведь женщину должно пугать то, что красота совершенно не в ее власти, правда? Ведь красота считается едва ли не единственным достоинством леди…
– Так иногда говорят, – ответил Джозайя, продолжая работу. – Но вы-то никогда не были тщеславной, Элинор.
– Совершенно верно! Я не собираюсь тратить понапрасну время перед зеркалом. Однако же… Даже сейчас мне кажется странной мысль, что во мне есть хоть что-то привлекательное. Для меня ваш интерес ко мне – величайшая тайна, мистер Хастингс.
– Тогда опишите красивую женщину.
Элинор начала волноваться, но по привычке замерла в нужной позе, когда Джозайя начал ворчать.
– Так вот, у нее золотистые волосы, чудесные и гладкие, без всяких волн и кудрей, и ясные голубые глаза. Кожа у нее фарфоровая, а фигура – изящная и миниатюрная. Кроме того, она светская, модная, аккуратная, и ноги у нее правильно поставлены.
– Правильно поставлены?..
– Да. Моя мама всегда говорила, что у меня носки смотрят в стороны, как у фермерши. Не уверена, что мама видела хоть одну фермершу, но леди явно не полагается стоять так, будто она предъявляет на что-либо права или вот-вот начнет маршировать. – Элинор улыбнулась. – Я рада, что длина моих юбок заставляет вас использовать воображение, мистер Хастингс.
– Звучит интригующе… – Руки Джозайи задвигались быстрее: разговор вдохновлял его, а зрение, к счастью, оставалось ясным. – Я могу вообразить, что ваши ноги – само совершенство, но позволю вам хранить свои секреты.
– Как вы храните свои?
– Мои? У меня нет секретов. – Джозайя не отрывал глаз от холста – не желал смотреть на Элинор, произнося столь откровенную ложь.
– Нет секретов?
– Даже если и есть, неблагоразумно признаваться в этом, мисс Бекетт.
– Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Хастингс. – Элинор откашлялась. – Так что же вы находите привлекательным в женщине?
– Вы должны поклясться, что оставите эту информацию при себе.
– Обещаю.
– Ну, кроме очевидных вещей…
– А каковы очевидные, сэр?
– Полагаю, что очевидное – это приятный характер, лирические таланты и постоянство в сердечных делах. – Набрав на кисть немного белой краски, Джозайя продолжил: – Но как грешный представитель своего пола признаюсь: то, что больше всего физически влечет в женщине… неуловимо. Однако могу сказать, что лично я питаю слабость к нежному изгибу – там, где ключица привлекает глаз к линии плеча и шеи. Не пропущу форму ушей и лодыжек, а также запах кожи, но главное – изящество внутренней стороны запястья и та маленькая жилка, которая выдает самые потаенные чувства. – Он вздохнул. – Лучше спросите, что не привлекает, мисс Бекетт. Поскольку я уверен, этот список будет короче.
Элинор рассмеялась.
– А что во мне вас не привлекает?
Джозайя в растерянности покачал головой. Потому что в Элинор Бекетт не было ничего, что не привлекало бы. Но все это выходило за рамки колорита и красоты форм. Ему, например, нравились наивные вопросы Элинор и еще более – ее ответы. Нравились также ее рассуждения и даже чисто женское любопытство.
– Не двигайтесь, мисс Бекетт. Плечи назад, пожалуйста. – Он изо всех сил притворялся, что рисует, пока его нервы не успокоились. – Но если вы хотите сделать перерыв…
– Нет, мистер Хастингс! Я бы… – Она умолкла, так как в этот момент появился Эскер с подносом в руках.
Пожилой слуга пересек комнату скованной походкой человека с больными суставами. Джозайя молча кивнул ему и снова занялся работой. Эскер с явным облегчением опустил поднос на стол и сообщил:
– Вам письмо, сэр.
Джозайя взглянул через плечо на знакомую серую тень управляющего.
– Что в нем, старина? – спросил он, накладывая мазки на холст.
Мистер Эскер тотчас же сломал печать на письме и прочитал:
– Джозайя, наш контакт в «Таймс» сообщает, что ответ на наше объявление получен. Шакал заглотил приманку. «Отшельники» непоколебимы. Его личность остается неизвестной. От Торна ни слова…
– Достаточно. Спасибо, Эскер. – Джозайя с уколом смущения вернулся к реальности. Он так увлекся своим делом, что пожертвовал осторожностью и впутал Элинор в самое опасное дело «Отшельников». – Я просмотрю письмо позже.
Эскер с ворчанием ушел и закрыл за собой дверь.
– Шакал? «Отшельники»? – Элинор распахнула глаза. – Вы гонитесь за шпионом или выслеживаете отъявленного преступника, мистер Хастингс?
Ему пришлось прикусить щеку, чтобы сдержать улыбку.
– Не совсем. Это… просто небольшое дельце. Мы с друзьями работаем… над одним приватным вопросом.
– И мистер Радерфорд участвует?
– Почему вас это интересует? – спросил Джозайя, несколько раздосадованный вопросом. – Вас заботит безопасность Майкла?