Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
И был вечер, и была ночь… Лоро не знал, что это уже телеологический слоган и упивался и им, и происходящим, забыв обо всем на свете. Он вдохновенно и методично делал любовь (как до этого выстраивал весь вечер флирт: маршрут прогулки, меню и саму структуру разговора. Как делал все, включая ловушки для рыжего — скрупулезно!), «нажимая» в нужный момент на нужные «клавиши» Лолы, предоставленные в его полное распоряжение целомудренно и страстно одновременно.
«Какое тело! — восторгался он. — Какой совершенный механизм!»
Науку достижения нужных состояний
«Вот тебе физиология пространств, думал он, а заодно и психология. Любовь, это когда тебе хорошо, делал он потрясающие открытия. Это когда ты знаешь, как достичь нужного состояния и достигаешь!.. Я знаю, что мне делать, чтобы ты доставила мне удовольствие. Любовь — это знание! Наука! Великая и высокая наука, обладатель которой бог! И я… — Он с замиранием и, вместе, усмешкой превосходства признавал: я — бог!.. Для тебя, девочка, я — бог!..»
Лола действительно оказалась наивной девочкой, по сравнению с его многоопытностью, и он демонстрировал ей все. Конечно, не сразу, постепенно, чтобы не напугать её искушенностью и предполагая растянуть урок настолько, насколько позволит командировка. Лоро чувствовал, что может оседлать время, он все мог, то приближая, то отдаляя пики наслаждения… острые, сладкие пики.
Ему нравилось её учить и Лола была благодарной ученицей, она, с восторгом широко раскрытых глаз, впитывала и воспринимала все его движения, и робко повторяла. Эта робкая восприимчивость при несомненной природной сексуальности «подогревала» Лоро едва ли не больше всего, он уже предвкушал её искушенность после нескольких встреч, судя по тому, как она быстро училась.
«Я сделаю ее жрицей любви,» — с упоением думал он.
Но Лола училась быстрее, гораздо быстрее, чем он предполагал. Ночь еще не прошла, когда он понял, что она, а не он управляет процессом и что все его штучки, покрываются одним лишь вздохом её, стоном, заражая его неистовством (в котором, смутно начал догадываться Лоро, он не только не управлял, но и сам терял контроль).
Теперь слова: и был вечер, и была ночь, — казались ему чуть ли не зловещими.
— Еще! — стонала она. — Еще, пожалуйста, ну еще! — умоляла она его так жалобно и с такой верой в него, словно он действительно бог.
И Лоро старался, но из последних сил. Показав себя с самого начала “монстром”, он не мог отступать и загонял себя, под ее умоляющее “еще”, в капкан исступляющих, изматывающих движений. Тело его работало, изображая наслаждение, а голова искала предлог, чтобы остановиться. И не находила!.. Его странным образом засасывало.
Все перевернулось: он уже не получал радости, зато, казалось, давал ей, и её крики и стоны, заставляли его делать невозможное, на последнем дыхании, на пределе аорты! Он забыл обо всем, отупев, а Лола приходила в неистовство от его экономности. Ей казалось, что он не дает всего, что может, несмотря на то, что он был на пределе. Просьбы её становились все настойчивее и громче, лицо исказила гримаса чаемого, но никак не достигаемого
— Еще! — кричала она. — Ты разве не слышишь, что я хочу еще!! Будь наконец мужчиной! Помоги мне!..
Но он уже не был богом, он устал. Он готов был сдаться. И тогда она начала рвать его на куски, потому что больше он не мог, ничего не мог. Лоро видел, как он превращается в кровавое чучело, убоину, шматки кожи и мяса выдирались из его тела и шли на алтарь совокупления, сочась и дымясь, словно шашлыки на мангале.
Он кричал и визжал, как и она, но не останавливался, потому что не мог, потому что стало вдруг необыкновенно сладко. И страшно. Невыносимо страшно. И сладко.
Крохотная часть его, еще живая и теплая, видимо, сознавала гибельность происходящего и шептала: беги!.. Но было поздно. Запахло мясом и свежепущенной кровью. Лола завыла…
И вот тогда ему стало действительно страшно, уже всем телом, не только сознанием. Так страшно, что от ужаса член его стал словно стальным штыком, которым он безжалостно вспарывал и кромсал самое нежное место. Но это уже не зависело от него, от него вообще ничего не зависело! Ему было страшно каждой клеточкой, потому что Лола тоже превратилась во что-то кровавое и дымящееся и уже не была женщиной. Змеевидный клубок медуз. Горгона! Похотливое смрадное болото!..
Он закричал, но даже не услышал себя. Боли он тоже не чувствовал и это пугало больше всего — собственное расслоение без боли. Под ним разверзлась пучина. И он и его подруга — Лоро-Лола — Лорелея! (Он вспомнил! Это было имя гибельной сирены — чудовища, заманивающего на берегах Млечного Пути своим пением к себе в логово, а потом пожирающего обманутых путников) — они оба теперь представляли собой хлюпающий мясной фарш, лишенный формы и воли…
Воля, вдруг подумал он, угасающим сознанием, это тоже форма!..
Фарш, уцелевшие кости которого безжалостно перемалывает какая-то чудовищная мясорубка, грозя еще более отвратительной близостью, той, за которой ничего нет. Близостью переваривания. Он уже ничего не понимал, только сочился, выдавливался, расслаивался…
И тут, когда ему казалось, что от него ничего не осталось, кроме дымящегося кровавого месива, он услышал…
— Малыш, в любви не бывает победителей, профессионалы в ней не живут, не выдерживают! Это не гонки и не карьера, если ты, конечно, не проститутка — но тогда какая это любовь?..
Перед ним разверзлись грозные, апокалиптические видения, какая-то гнойно-венозная камарилья сосала, насиловала и пожирала его. И слова…
— Ты — маленький кусок дерьма и я бы с удовольствием сожрала тебя и выблевала, поскольку на большее ты не годишься! Но ты мне нужен, чтобы найти другого. Он знает, что техника в любви это занятие для уродов, которые думают, что могут в этом превзойти женщину…
— Что быстрее выйдет из строя: дырка или палка? — спросила Лола.
И захохотала, не дожидаясь ответа.