Страсти по-губернаторски
Шрифт:
— Ну да, вы же себя, как собаки, кличками награждаете по первым признакам — Горелый, Хромой там, Вонючий, так? Вот и валите отсюда, чтоб я вас больше не видел, иначе приму жесткие меры, пожалеете.
— Не, ты понял? — послышался слева наглый, издевательский вопрос.
И Гордеев — не даром же он одно время чуть ли не профессионально занялся спортом, а с тех пор, несмотря на лень, старался постоянно поддерживать форму, — в упор метнувшись взглядом на Горелого и тем самым обманув стоящего слева от себя, с резким разворотом всего корпуса, как когда-то на ринге, нанес тому, кто был слева, правой рукой тяжелый, почти сокрушительный удар в челюсть. Хорошо попал, точно. Не ожидавший нападения, парень отлетел, опрокинув металлическое кресло, и грохнулся на пол, покрытый керамической плиткой. Кажется, Гордеев его отрубил. И, словно все на том же ринге, снова всем корпусом обернулся к Горелому. И Горелый, этот отморозок, увидев полыхнувшие бешенством глаза адвоката… отступил. Попятился, закрываясь обеими руками от удара кулака, уже нависшего перед ним.
Юрий увидел, как рука того быстро дернулась за спину — ага, вот где у тебя ствол!
Мгновенно сунув свою руку в карман куртки и, таким образом, заметно «утяжелив» полу, Гордеев вытянул ее вперед, как если бы держал уже взведенный пистолет. Вряд ли парень носил за ремнем на спине уже готовый к стрельбе пистолет — с взведенным курком.
— Одно движение — и стреляю, — уже спокойно, но жестко заявил Юрий. — Пушку на пол. Ну! — Он сделал шаг ближе, почти уткнувшись фигой в кармане, укрытой полой куртки, в живот Горелого.
И тот снова дрогнул. Достал и, не спуская глаз с адвоката, присел и положил пистолет на пол.
— Назад! — быстро скомандовал Юрий и, когда тот еще отступил, левой рукой быстро поднял с пола оружие и, подхватив пистолет пальцем за спусковую скобу, сунул его к себе в карман.
Сделав тоже несколько шагов в сторону, Гордеев посмотрел на лежащего на полу. Тот еще не пришел в себя.
— Больше за мной не катайтесь, — уже деловым тоном приказал Юрий. — Увижу, мамой клянусь, так огорчу, что вы оба на всю оставшуюся жизнь запомните. А теперь займись своим приятелем. Можешь потом объяснить Журе, почему я вас, козлов, терпеть не могу.
Гордеев пошел к выходу и, открывая дверь, мельком обернулся, увидев, что Горелый все еще в раздумье стоит посреди холла.
Чувствуя некоторое облегчение в душе, словно удалась короткая разрядка, Юрий Петрович сел в машину и, отъехав за угол гостиницы, остановился. Должен был позвонить Рогов и назвать место встречи. В том, что в ближайшие час-два за ним не будет «хвоста», Юрий был почти уверен. Но все же следовало не терять осторожности.
Лева позвонил, и Юрий быстро сказал:
— Называй адрес.
Тот ответил, что будет ждать адвоката возле дома Кураева. Это было удобно. Заодно Гордеев хотел выяснить и что-нибудь об этом Тёртове — кто он, чем занимается, где живет, с кем, имеет ли «простые человеческие слабости» и прочее в том же духе. То есть выяснить, каким образом он стал свидетелем защиты и все остальное. А если бы удалось уговорить его или заставить, в конце концов, отказаться от своих прежних показаний, то это было бы определенной победой. Только вряд ли. Мужику, видимо, либо хорошо заплатили, либо, еще лучше, запугали. Но заставить его сказать правду все-таки можно, есть разные способы убеждения. Кроме крайних.
Размышляя об этом, Гордеев подъехал к дому, где жили Кураевы, и увидел стоящего у подъезда высокого Рогова — в плаще и кепке. Слабая лампочка над входом освещала его, и узнать было нетрудно.
Юрий затормозил и открыл правую дверцу. Рогов быстро подошел и сел. Сказал:
— Я уж совсем забеспокоился, не случилось ли с вами чего-то…
— Случилось, — коротко ответил Гордеев и замолчал.
Молчал и Лева, ожидая, когда адвокат сам заговорит. Но словно встрепенулся и сказал:
— Сейчас мы выедем на загородное шоссе, это по дороге на Холмск, куда вы ездили, а потом я скажу.
И Гордеев поехал вчерашней дорогой, а мысли его вернулись тоже во вчерашний день, который казался таким спокойным и безбедным. И рядом сидела красивая и сумасбродная девушка, от которой в любую минуту можно было ожидать чего угодно, и это обстоятельство по-своему тоже поднимало настроение. А впереди была целая ночь…
— Убили ее, — как бы отвечая своим мыслям, сказал Гордеев.
— Кого? — не понял Рогов, а потом спросил: — Как убили? Когда?
— Сегодня… Недавно… Застрелили из пистолета. Почти в упор. Наповал.
— А-а… а вы… как же?
— Меня рядом не было. Я позже подъехал и увидел.
— И что милиция?
— Не знаю, я не стал дожидаться. Я вообще не знаю еще, как реагировать на случившееся… И надо ли реагировать… И какая кому польза от этого…
— Ни фига себе! — изумленно протянул Рогов. — И что же теперь?
— До тех пор, пока я сам не решу, как поступить правильнее, ничего предпринимать не буду. Мне кое с кем посоветоваться надо.
— Но вы знаете, кто ее?.. — догадался Рогов.
— Примерно.
— Так как же молчать? — снова удивился кажущейся ясности вопроса молодой человек.
— У меня нет прямых улик. Хотя собрать их вполне возможно. Но… очень трудно.
— Однако все-таки можно? — настаивал Рогов.
— Слушай, Лева, не надо меня пытать. Все равно ничего тебе пока не скажу. Пока, чтоб ты сам по неосторожности не потерял голову, понял? Ты не с детьми дело имеешь, а с отпетыми бандитами, у которых здесь, в твоем городе, практически все схвачено.
— Ну, положим, не все! — будто обозлился на клевету Рогов.
— Естественно, не все. Но и от этого не легче… Расскажи мне лучше, что собой представляет твой капитан Печерский? Что вам Архип о нем рассказывал?
— К сожалению, немного. Не успел, наверное. Мы ж один вечер толком и провели. И то не до конца… — Рогов вздохнул. — Капитан, я знаю, был его комбатом. И в прошлом году они попали в засаду, так объяснял Архип. Да там же, у них, все куплено! — воскликнул он с горечью.
— Ну не надо так, это раньше, да, было, а сейчас — вряд ли, — со знанием дела возразил Гордеев. — Да и войны уже вон сколько времени нет.