Страсти сыщика Перова
Шрифт:
– А что будет со мной?
– Сразу после грабежа мы дадим вам бежать и в благодарность за оказанную нам услугу отправим жить за границу. Там будете пользоваться славой отчаянного боевика, и сообщать нам о жизни эмигрантских кругов. Всё, а теперь идите. Мне надо подготовиться к завтрашней операции.
Прохоров не поверил ни одному слову ротмистра. Он понимал, что полиция не станет заботиться о его судьбе и принесёт в жертву безжалостным боевикам. С горя захотелось напиться, и, выйдя из гостиницы, Прохоров направился в расположенную по соседству винную лавку. Расплачиваясь за бутылку водки, он внезапно через стекло витрины заметил Форина. Тот уверенно направлялся к гостинице.
И поняв, кто из их группы информирует полицию, Прохоров вновь с ужасом осознал обречённость предстоящего «экса»:
« Для побега за границу мне надо завтра завладеть награбленными ценностями. Риск велик, но иного выхода нет».
Реальная опасность толкала Прохорова на отчаянные шаги. Он знал, что ради собственного спасения не пожалеет жизни собственных товарищей.
Налёт состоялся на следующий день. Вооружённые боевики выдвинулись к дому купца Голованова. Подождав, когда приказчики, привезшие золото, с раскрасневшимися от хозяйского угощения лицами покинут дом, боевики поднялись по боковой лестнице, ведущей в кухонную пристройку купеческого жилья. В этот момент Прохоров заметил, что вместе с ними в квартиру направляется Сорокин и запоздало догадался:
« Это означает, что доверчивая прислуга Зинка будет ликвидирована. И купца тоже не оставят в живых. Я по горло увяз в кровавом кошмаре. Если уцелею, то благодаря невероятному везению».
Тягостные размышления Прохорова прервал условный стук Сорокина в дверь. Тонкий девичий голосок нараспев поинтересовался:
– Кто там?
– Это я, радость моя. Открой, есть срочная новость.
Лязгнул тяжелый металлический засов, дверь распахнулась, и в проеме показалось милое девичье лицо. Тут же оттолкнув Сорокина в сторону, Гущин схватил прислугу за шею и грубо втолкнул внутрь, давая возможность сообщникам проникнуть в квартиру.
Под угрозой нагана испуганная прислуга повела налётчиков в гостиную. Купец с женою после ухода приказчиков сидел за широким столом и пил чай. Появление вооруженных грабителей ошеломило хозяина. Вытерев рукавом мгновенно вспотевший лоб, он предложил:
– Давайте, господа хорошие, разойдемся мирно. В обмен на жизнь возьмите золото, и я вас не видел, и вы ко мне не заходили. Самородки и песочек лежат в кожаном кошеле на комоде.
– Ладно, но это малый вклад в наше благородное дело. Нам птичка на хвосте принесла весточку о хранящихся в твоем доме деньгах и драгоценностях. Если жизнь дорога, то быстро указывай тайник.
– Враньё все это. Нет у меня ничего больше.
– У нас мало времени. А потому для наглядности сначала прислугу Зинку жизни лишим. Молчишь? Значит тебе жизнь молодицы дешевле земных благ. Не на нас, а на тебе будет её кровь.
Гущин схватил со стола длинный кухонный нож, резко повернулся и с размаху всадил лезвие в грудь девушки. Болезненно ойкнув, Зина упала навзничь. Из уголка рта выкатилась и поползла вниз струйка крови. Купец испуганно воскликнул:
– Что вы делаете, ироды?! Неужели Бога не боитесь?!
– Бога, старик, нет. Наука доказала. Продолжим: если тебе чужой жизни не жалко, может быть, о жене попечение проявишь?
Гущин кивнул Форину. И тот, схватив расшитое узорами полотенце, ловко накинул его сзади на шею купчихи. Увидев посиневшее от удушья лицо жены, Голованов обреченно указал на большую железную кровать:
– Под ней половицы поднимите.
Дав знак отпустить женщину, Гущин с помощью Форина отодвинул кровать. Сноровисто нащупав зазор между половицами, он ножом вскрыл тайник. Достав окованный железом ящик, поднял крышку и радостно присвистнул при виде драгоценностей и толстых пачек ассигнаций.
– Ну, вот и ладно. Сейчас мы уйдем, а вас свяжем для верности. Посидите немного тихо, не поднимая шума.
Успокоенные обещанием помилования купец и его жена покорно дали себя связать. И тут по сигналу Гущина, Форин вновь принялся душить женщину полотенцем. Следом пришла очередь умереть закрывшему от ужаса глаза купцу. Заметив гримасу отвращения на лице Прохорова, главарь равнодушно пояснил:
– Это было необходимо: они нас могли опознать. Ну а теперь добычу разделим и повезем к Самсону двумя путями. Я, Юла и Сорокин доставим ему драгоценности и золото кратчайшим путём. Ну, а ты Прохоров вдвоём с Фориным повезёшь деньги и ценные бумаги в обход через Покровские ворота. Адрес Самсона я вам назову. Там все и встретимся.
Пока Гущин сноровисто рассовывал по саквояжам добычу, Прохоров лихорадочно думал:
« У Самсона ждёт засада. Мне надо ещё в пути ликвидировать Форина и захватить золото. Юлу жаль, но незачем было крутить любовь со стариком».
И, окончательно отбросив сомнения, Прохоров вместе с боевиками покинул дом ограбленного купца. К ним на улице присоединилась Юла и, подхватив под руку Сорокина, направилась прочь в сопровождении сжимающего в кармане револьвер Гущина. А Прохоров вместе с Фориным зашагал в противоположную от Юлы сторону.
Осторожно осмотревшись, Прохоров убедился, что ротмистр, уверенный в их появлении у Самсона, не установил за ними наблюдения. И едва они свернули в проходной двор, Прохоров, не раздумывая, приставил пистолет к затылку спутника и спустил курок. Но выстрела не последовало.
Услышав характерный металлический щелчок, Форин начал резко разворачиваться. Не давая ему опомниться, Прохоров перехватил оружие за ствол и резко ударил противника рукояткой по лицу. Раздался хруст проломленной кости, и Форин без сознания упал на спину.
Догадка, что Форин по заданию ротмистра подсунул ему неисправное оружие, привело Прохорова в ярость. Он несколько раз ударил провокатора по голове, и, схватив саквояж с деньгами, бросился из-под арки на улицу.
Прохоров сразу направился на Брянский вокзал. Там на юге в Одессе он намеревался пересесть на пароход до Стамбула. А далее перед ним лежал весь мир. Оплатив отдельное купе, Прохоров закрыл дверь и, открыв саквояж, любовно погладил свою добычу. Наконец, вагон тронулся.
Зимний день подходил к концу и начало смеркаться. Перед его глазами за окном с ленивой монотонностью падали мокрые хлопья снега. Постепенно начали сказываться переживания дня, наполненного кровавыми событиями, и глаза начали невольно слипаться. Непрошено в воображении возникло юное миловидное лицо Юлы. Не выдержав ее укоризненного взгляда, Прохоров поспешил отогнать беспокоящее совесть видение, и тут же погрузился в тяжелый сон.
Конец ознакомительного фрагмента.