Страстная неделя
Шрифт:
— Да, случалось, — подтвердила Дениза.
— Так вот, в один прекрасный день какой-нибудь молодой человек будет с тобой говорить, а ты ни словечка не поймёшь, упустишь нить разговора, и кто знает, будет ли он такой же красивый, как господин де Пра… может, и не будет, но ты не сокрушайся! Запомни: не всегда самые интересные люди обязательно самые красивые, во всяком случае, уж наверняка не те, которые вам в пятнадцать лет кажутся красавцами. А господин де Пра слишком красив для мужчины, такая красота скорее подходит девице…
— Значит, вы его знаете? — удивлённо воскликнула Дениза.
— Нет-нет, не знаю, но из твоих слов нетрудно догадаться… Ты повстречаешь парня совсем другого, вот увидишь:
сильного и нежного… это самое главное… иной раз нас особенно влечёт то, что другому может показаться даже уродством…
— Вот уж никогда не поверю! — возразила девушка.
— Вовсе не обязательно мне верить. Ты просто не будешь видеть в нем того, что другим кажется уродливым, обычным или грубым. Пойми ты меня, иногда влечёт к себе даже
— Шутите!
— …но пугает не очень сильно. Он, твой господин де Пра, никогда тебя не обнимал? Да не сердись ты — так, играючи, для смеха! Нет? И никто не обнимал? И вот когда-нибудь парень возьмёт тебя в свои объятия… — Он говорил, слегка понизив голос, он говорил и сам удивлялся: он сам не знал, что умеет так говорить… — Когда-нибудь, впервые в жизни, неизвестно почему, тебя вдруг захватит, замрёшь и ни за что на свете не станешь вырываться, и в голову тебе придут чудные мысли: почему этот юноша так медлителен, почему он ласкает твои волосы, почему у него такой взгляд, так хотелось бы чего-то другого, другого, но чего? Неизвестно.:.
Девушка сидела не шелохнувшись, словно загипнотизированная удавом птичка. Она уже молчала. Старалась удержать дыхание. Действительно ли ею владел страх? Золотистая дымка под оборками чепца, чадящая свеча, прелестные в своей юной чистоте черты… Этот примитивный контраст скорее уж говорил чувствам, нежели глазу живописца.
И внезапно: бух! бух! бух! Что это за шум поднялся внизу!
Увы, очарование было нарушено. Кто-то стучал снизу в потолок и вопил во всю глотку:
— Эй вы, голубки, хватит, наворковались! Я тут. внизу с голоду подыхаю!
Дениза испуганно вскочила.
— Боже мой, я совсем забыла о том господине!
Речь шла об офицере, который ночевал у них в чулане, и, когда Теодору подавали обед, он чуть было не перехватил еду по дороге и отступился только после того, как его заверили, что сейчас накормят.
Вот он и потерял терпение.
Закончив свой туалет, с муками натянув на опухшие ноги сапоги, которые Дениза вычистила заодно с мундиром, Теодор спустился вниз; он решил попытаться узнать, где стоят мушкетёры, выступают они или нет. Когда он проходил через лавочку, то увидел, что обе дамы Дюран заняты приготовлением ночлега для своего второго постояльца: нельзя же, в самом деле, оставлять его и на следующую ночь в чулане на ящиках с бакалейными товарами; они вытащили диван на самую середину лавки, и Дениза застилала простыней импровизированное ложе, а её матушка женщина лет под пятьдесят, с изглоданным лицом, странно противоречившим раздавшейся не по возрасту талии, беседовала с Артуром де Г., который, видимо, совсем очаровал хозяек своим весёлым нравом и порочно мальчишеской мордочкой, весьма незначительной, но исполненной лукавства, с круто-круто вьющимися, как стружки, волосами; юный гренадер, пожалуй, был бы неплохо сложен, если бы не слишком длинное туловище; однако живость движений, смешливость заставляли забывать о его нескладной фигуре.
— Я лично, — заявил он Жерико, когда их представили друг другу, — я лично и эту ночь проведу здесь. Хотите догонять короля — пожалуйста! Если вам так уж не терпится наводить справки — наводите, но я, голубчик, посоветовал бы вам последовать моему примеру.
При свете вечерних фонарей Бовэ в глазах человека, проехавшего через город утром, да ещё засыпавшего на ходу, выглядел довольно странно, и теперь, шагая в обратном направлении, Теодор сразу же заплутался в лабиринте улочек. Хотя с минуты на минуту снова мог зарядить дождь, на улицах было полно народу — спешившиеся всадники, лакеи, мальчишки, приказчики, священники или монахи, буржуа со своими супругами, крестьяне, девицы лёгкого поведения, нищие… целые толпы нищих… все это кишело на перекрёстках, о чем-то болтало, собиралось в кучки, создавая впечатление непонятной тревоги. Большинство домов на этих улочках были деревянные или наполовину деревянные, а наполовину из самана, с коньком на крыше, с выступающими балками: на стенах кое-где были намалёваны картинки, там и сям виднелись нити со статуями святых. Прохожие шлёпали прямо по грязи, так как ни тротуаров, ни мостовых не имелось, и улицы превратились в сплошные лужи. в грязное месиво, но все же имели явное преимущество перед немногочисленными улицами. замощёнными крупным неровным булыжником: там. тою и гляди, можно было вывихнуть ногу, соскользнуть в канавку, проложенную посреди мостовой, где плыли самые разнообразные отбросы и куда со всех сторон стекались мутные ручейки, преспокойно выбегавшие прямо из-под ворот. Только попав наконец на уже знакомую просторную площадь. Теодор вздохнул с облегчением. В центре площади, окружённой покосившимися бараками, старинными узкими домами под коньковыми нелепыми крышами (даже двух одинаковых строений здесь не сыщешь) и лавками с освещёнными окнами, было совсем темно, а прямо напротив Теодора высился огромный особняк излюбленного в прошлом веке стиля, так не вязавшегося со средневековым обликом Бовэ: длинный плоский фасад, красиво сложенный из больших каменных плит. высокая балюстрада, на которой играли последние отсветы догоравшего дня. и капители на пилястрах в греческом вкусе, увенчанные гирляндами.
На крыльце толпились офицеры, то и дело подъезжали верховые гонцы, и, глядя на оживлённое это снование, вы сразу понимали, что перед вами чей-то штаб.
— Идите отсюда прямо по улице Сен-Жан… или не г. подождите-ка, там вы ещё заплутаетесь, сверните лучше сразу направо, увидите театр… а как вы насчёт того, чтобы заглянуть в театр, поразвлечься немножко, сегодня дают… что бы вы думали? Ну конечно же. «Наследников Мишо». Уже видели? Жаль.' Безусловно, вы правы, эти «Наследники» давно всем в зубах навязли, но мадам Борсари очень и очень мила… Так о чем же я начал говорить? Ах да, пройдёте мимо театра до самых бульваров… в сущности, это не бульвары даже, а старинные укрепления, их сносят, чтобы расчистить место для променада, что, на мой взгляд, весьма прискорбно — как ни говорите, все-таки образен военного искусства, но ничего не поделаешь: здешние жители предпочли насадить вдоль Терены липы, расставили скамейки, чтобы можно было посидеть на свежем воздухе, выкурить трубочку, прочесть газету… Затем свернёте налево, пройдёте улицей и упрётесь в казармы, тут уж не ошибётесь. Запомнили? Значит, после площади сразу же налево, потом свернёте на Театральную улицу, она будет у вас по правую руку. бульвары останутся слепа, второй квартал… да не за что, не за что, лейтенант, это же пустяки!
И весь этот сложный путь лишь затем, чтобы услышать в казарме, что они не собираются трогаться с места ни нынешним вечером, ни даже ночью, в лучшем случае войска могу! быть стянуты и перегруппированы в течение вторника: никто не знает ни на какой день назначено выступление, ни каков конечный пункт, но все же— поскольку ожидаются соответствующие приказы господа офицеры, ночующие в городе, обязаны собраться здесь к десяти часам утра. то есть на восходе солнца.
Вместо того чтобы идти прежней дорогой, Жерико обогнул казармы, подступы к которым были забиты самыми разнообразными повозками, на козлах дремали измученные возницы, на лошадей было больно смотреть. Он побрёл но тёмным улицам, сворачивая наудачу, и вдруг очутился в квартале, поразившем его своим нищенским видом. Здесь стояли рахитичные грязные домишки, только кое-где на узких низеньких оконцах висели занавески, и сквозь открытые настежь двери видно было, как копошатся в комнатах оборванные люди, худосочные детишки, преждевременно увядшие женщины. И все это утопало в грязи и отбросах. От едкой вони перехватывало дыхание. Здесь ютились ткачи, суконщики, красильщики, дубильщики, кожевники — словом, рабочий люд: большинство не имело работы, вот они и посылали за милостыней на главные улицы Бовэ и на его площади своих стариков, калек и ребятишек. Только кое-где подслеповато мигал огонёк. Видно, спать здесь ложились рано, чтобы не тратить зря гарного масла, сберечь свечу. Теодор пытался найти дорогу. Город Бовэ невелик, но застраивался он как попало, да и ночь уже окутывала жалкие улочки… На своё счастье, Теодор встретил группу мушкетёров, которые, вооружившись факелами, бродили в поисках кабачка, где можно было бы выпить. — все народ молодой, беспечный. Они радостными криками приветствовали товарища по оружию, хлопали его по плечу и, даже не выслушав возражений, потащили за собой.
Если уж говорить откровенно, их беспечность оказалась напускной, что и выяснилось, как только они уселись вокруг кувшина с вином и завели беседу. Все они буквально падали от усталости, хотя каждый, как и Жерико, успел немного поспать в послеобеденные часы. И почти все жаловались на боль в пояснице, у одного вскочил на заду чирей, у другого совсем развалились сапог и, и щеголял он в одних носках. Но даже не это было самое страшное, а неуверенность в завтрашнем дне. Неужели придётся снова продолжать путь. скакать куда-то, а куда-то, ради чего? Где король? Неужто он потащит их за собой в Англию'.' Ходили слухи, что их погрузят на суда в Кале или в Булони и отправят в Вандею, где, как говорят, восстали шуаны, все-таки лучше… Но поди знай, что там творится в Париже?
— Утверждают, будто Макдональд завязал кровопролитный бой на подступах к Мелэну…
— Да брось ты! Небось твой Макдональд тоже улепётывает со всех ног не хуже нас грешных, если только не перешёл на сторону Буонапарте!
Но больше всего их тревожили шедшие с разных сторон слухи о том, что восставшие части, которые не раз попадались им на дорогах, были переформированы в Сен-Дени и брошены за ними в погоню, что им преградят путь посланные с этой целью гвардейские егеря генерала Лиона или же мятежные солдаты Лефевр-Денуэтта… А может быть, и те и другие… Какое сопротивление может оказать королевская гвардия, годна ли она в дело, особенно сейчас, когда все роты смешались, когда люди еле держатся на ногах. Впрочем, будем надеяться, что враг об этом не осведомлён и прежде всего решит перестроить свои части сообразно требованиям стратегии — следовательно, потеряют день — полтора, а тем временем подтянутся отставшие, придут пушки, пожитки… Ибо все эти юнцы дорожили своими пожитками не меньше — если только не больше, — чем собственной шкурой. Где же они, их преследователи? Никто не знает — может быть, в Бомоне, а может быть, намереваются обойти нас с запада, чтобы отрезать от побережья, говорят также, будто они нас опередили, вышли через Крей на Амьен, и, таким образом, вклинятся между королевским поездом и королевской гвардией, соединятся с восставшими на Севере частями… Словом, никто ничего не знает, и лучше уж пойти спать… пока ещё есть время.