Страстная ночь в зоопарке
Шрифт:
– О моя повелительница, – заканючил из коридора Аладдин, – я готов исполнить любое твое желание!
– Исчезни! – приказала я. – Трус!
Из ванной выглянул Юра. В руках он держал мочалку на длинной ручке.
– Где эти гады? – сурово осведомился он. – Я им сейчас покажу!
Мне стало смешно:
– Дорогой, с грызунами справился Мартин. Впрочем, ему не пришлось ничего делать, наглые гости испугались одного вида меланхоличного котяры.
– Я никак не мог найти халат, – оправдывался Юра, – его спрятали в дальний шкаф, запихнули фиг знает куда!
– Вовсе
И тут у меня совершенно неожиданно зазвонил телефон. Кто может беспокоить человека за полночь? Если мобильный оживает в это время в Москве, жди беды. Правда, сейчас на дисплее высветился номер Бургштайна, но мне все равно стало не по себе.
– Алло? – хрипло сказала я.
– Вилочка, – зашептали из трубки, – я не успела с тобой побеседовать.
– Кто это? – спросила я, наблюдая краем глаза, как горничная с котом покидают номер.
– Раиса, – ответили из телефона, – ты меня не узнала?
– Будешь богатой, – по привычке сказала я и насторожилась, – что-то случилось?
– Анатолий пропал, ты сама сказала, – залепетала Раечка. – Он испугался за мое здоровье и убежал!
– Нелогично получается. Если волнуешься о жене, нужно остаться, чтобы ей помочь, – не удержалась я от ядовитого замечания.
– Ты не понимаешь, – начала защищать супруга Рая, – у Толечки крайне нервная душевная организация. Он безумно страдает, если я заболеваю. Муж не может видеть кровь, панически боится чужого обморока. То есть он с такой силой сопереживает вам, что вынужден быстро удалиться. Иначе сам лишится чувств.
– Понятно, – пробормотала я, – вот бедняга! Его стоит пожалеть!
– Умоляю! – зашептала Раиса. – Я тут сижу взаперти. В клинике тюремные порядки! Медсестры блокируют двери в коридор, выйти нет ни малейшей возможности! К сожалению, я не обзавелась добрыми подругами, к которым могу обратиться с деликатной просьбой. Вся надежда на тебя. Извини за беспокойство, но, правда, никого больше у меня нет.
Из телефона послышалось тихое всхлипывание, у меня сжалось сердце.
– Раечка, скорей говори, что делать!
– Я знаю, где находится Толя, – еле слышно произнесла она, – муж в минуту стресса всегда удаляется в старый домик.
– Старый домик? – повторила я.
Рая зачастила словами:
– До приобретения коттеджа мы жили в небольшом, но очень уютном особнячке, он находится рядом с домом Ольги. Анатолию там нравилось, место укромное, за нашим участком протекала река, соседей нет. Толечка очень хотел остаться в «Розовом приюте», такое имя носит домик, но я настояла на переезде. Понимаешь, «Розовый приют» крошечный особнячок. Там кухонька, две комнатушки, чуланчик, а Толе нужны кабинет и спальня. Я хотела, чтобы ему было комфортно, вот и подыскала новое жилье.
Есть еще одно обстоятельство, мешавшее нам навсегда остаться в «Розовом приюте». Дом принадлежит Борису, он жил в нем один, но потом к нему Волковы приехали, начали бизнес, в особняке стало трое жильцов. Вскоре у них появились деньги, они купили просторный дом, а «Розовый
Я посмотрела на часы.
– Ты хочешь, чтобы я съездила в коттедж и проверила, не там ли находится твой муж?
– Да-да-да, – подтвердила Раиса, – понимаю, уже очень поздно, ночь. Но в старом домике нет центрального отопления, там маленькая печка, она работает на солярке, ее запас – крохотная канистра. Нет ни продуктов, ни чая, отключено электричество. Толечка может замерзнуть, и он явно проголодался. Представляю, какие доставляю тебе неудобства, но, умоляю, умоляю, умоляю!
Раиса заплакала и сквозь всхлипывания произнесла:
– Вся моя жизнь в Толе. Я служу гению. Подобной чести удостаивается немного женщин. Их по пальцам можно пересчитать! Жена Эйнштейна, Нильса Бора, Ландау, Курчатова. Я бы сама туда помчалась, но эта больница! Выйти отсюда без разрешения врача невозможно!
– Ну, ладно, – пробормотала я, – давай адрес.
– Ты святая! – обрадовалась Раиса. – Старый коттедж вблизи особняка Ольги Сергеевны. Надо пересечь дворик, войти в лес, повернуть налево. Увидишь реку, пройдешь метров триста, и за огромной елью стоит… О! О! О!
– Что случилось? – испугалась я.
– О! О! О! – повторяла Рая. – Река! Бургштайн стоит на берегу Мильфлуса. Вроде неширокая, вполне мирная река, но на самом деле она очень коварна! Боже! Толечка! Там стоит скамеечка… бережок круто обрывается… очень глубоко… течение быстрое…
– Ничего страшного не случилось! – резко оборвала я напуганную до беспамятства Раю. – Погода промозглая, с неба сыплет не то дождь, не то снег. Мало кому придет в голову наслаждаться свежим воздухом, сидя на лавке под пронизывающим ветром. И ты говорила, что муж не выходит на улицу, он затворник.
Раечка неожиданно звонко воскликнула:
– Верно! Толечка чурается людей. Но если он знает, что его никто не увидит, то спокойно прогуливается на природе. Наш старый дом и площадка возле Мильфлуса, – это любимый маршрут супруга. О! О! О! Боже!
– Вспомнила еще что-то? – бесцеремонно перебила я экономку.
– Толечка… он… работа над задачей у него шла в последнее время со скрипом, – еле слышно ответила Рая, – муж стал заговаривать о… ну… об отсутствии смысла жизни… У творческого человека бывают приступы депрессии. Анатолий им подвержен. Боже… Не могу! Мне очень-очень плохо. Голова кружится, тошнит, перед глазами черные мухи прыгают.