Страстная суббота
Шрифт:
— Давай сюда деньги! Я заплачу за грузовик. Если хочешь оставаться со мной, брось свой пистолет сюда, в траву, это было в первый и последний раз, только чтобы заплатить за машину. Не вздумай когда-нибудь напомнить мне, об этом.
* * *
(Вспоминает Пальмо)
Этторе вел машину и посматривал то на дорогу, то на море. Я повернул голову поглядеть на корабль в море и услышал, как Этторе что-то
— Что ты поешь? — спросил я: надоело мне ехать молча.
Но он только пожал плечами. Песня была печальная, а ему было весело, это видно было по глазам.
— Тебе весело?
Он кивнул.
— Знаешь, почему я веселый? Потому, что я конченый человек. Я как шар, попавший в лузу.
— По-моему, это плохо, — сказал я.
Но он покачал головой.
Мы ехали порожняком из Тосканы, после того как доставили в Л. С. груз шампанского. Хороший груз. И на этот раз, как обычно, когда нам выпадал ценный груз, я ему говорил, что хорошо бы остановиться в Генуе и продать товар одному из тех типов, которые вечно толкутся на площади Карикаменто, да положить вырученные денежки себе в карман. А о хозяине этого товара я бы уж позаботился, этому заводчику не трудно было бы заткнуть рот — ведь во время войны он продавал шампанское немцам.
На этот раз я ему все это сказал, когда мы поднялись на гребень горы и оттуда стало видно море. Но он рассмеялся мне прямо в лицо. Сначала, когда я затевал такие разговоры, он, бывало, оборачивался и глядел на меня испуганно и зло, будто я подталкиваю его к краю глубокой пропасти, а он лишь чудом удерживается. Я в таких случаях внимательно следил за его руками, лежавшими на баранке, опасался, как бы он не съездил меня по морде.
Но теперь он только смеялся мне в лицо, и я поэтому больше не боялся вести такие разговоры, но надежды на успех у меня становилось все меньше и меньше. Я делал это не только из-за денег: мне хотелось жить по-старому, чтобы Этторе стад главарем вместо Бьянко, хотя я не дал бы и одного мизинца Бьянко за всего Этторе как главаря.
Мы проезжали мимо дансинга на террасе над морем, и я говорю:
— Давай остановимся здесь ненадолго, не будем выходить из машины, только послушаем музыку и посмотрим, как танцуют женщины.
Но он не остановился. Он всегда торопился вернуться, поставить машину в гараж и бежать в тот переулок, где в окне ждала его девушка. Он думал, что я ничего не знаю о нем и об этой его Ванде.
Зато он остановился около бензоколонки — там, где дорога расширяется, а прибрежные скалы отступают, и я удивился, потому что мы заправились в Л. С. А он снял руку с баранки, облокотился на окошечко и стал внимательно разглядывать эту бензоколонку.
Немного погодя спрашивает:
— Нравится?
— Что? — говорю.
— Бензоколонка.
Я присмотрелся: она и вправду была красивая, похожая на небольшую современную виллу, я так ему и сказал.
Он все смотрел на нее, тогда я и говорю:
— Да ведь ты видел их тысячи, этих бензоколонок.
— Но ни разу такую, как эта.
Он открыл дверцу, спрыгнул, пересек дорогу и направился
Я тоже вылез из кабины и подошел к ним. Человек в комбинезоне говорил Этторе:
— Посмотрели бы вы на нее вечером, когда горят все неоновые надписи.
Этторе кивал головой, будто сам все больше в чем-то убеждался, потом вытянул шею, точно хотел заглянуть за угол колонки.
— Сзади мойка для машин, — сказал человек в комбинезоне, и они отправились вокруг колонки, а я ждал, когда они вернутся.
Этторе громко вздохнул и спросил:
— Сколько же может стоить такая колонка со всем оборудованием и с неоном?
Человек поднял большой и указательный пальцы, а остальные сжал в кулак. Больше Этторе ничего не спрашивал, мы вернулись в машину, но с места не тронулись. Вместо этого Этторе достал из кармашка на дверце машины карандаш, бумагу и принялся что-то чертить. Я старался заглянуть ему через плечо, а он все время отталкивал меня. Но я все равно рассмотрел, что он рисует бензоколонку, потом насосы, а над ними пишет крупными буквами: «ГАЗОЛИН. БЕНЗИН. МАСЛО».
Наконец мы тронулись, он вел машину, как всегда, молча, а я ощущал какое-то беспокойство, сам не знаю отчего.
Я спросил:
— Собираешься поставить бензоколонку?
— Да, — отвечает он сухо.
— У тебя есть два миллиона?
— Я никогда не сорил тысячными билетами на спортплощадке.
— А где ты ее поставишь?
— Там, у нас. Сначала изучу как следует новую дорогу, по которой ходят грузовики, и тогда сразу куплю участок. Предупреждаю тебя, Пальмо: как только у меня будет бензоколонка, я брошу этот грузовик и ты ищи себе другую работу.
— А к себе ты меня не возьмешь?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет. Я возьму отца. Заставлю его продать мастерскую — пусть моет машины.
Я провел рукой по лицу и стал думать. Наконец, как будто придумал:
— Этторе, а если устроить при бензоколонке кафе или бар, как делают американцы, видел в кино?
Он тут же отказался:
— Нет, мне никогда не нравилось кормить и поить людей. Особенно кормить.
— Так этим бы занялся я.
— Не хочу я кухонного чада на своей бензоколонке, — ответил он решительно.
И в третий раз я почувствовал себя, как тогда, когда кончилась война, и потом, когда Бьянко пришлось ехать в санаторий.
IX
Отношения Этторе с семьей Ванды с каждым воскресеньем улучшались, так что однажды, еще до наступления осени, его даже пригласили к обеду. Пока женщины накрывали на стол, Этторе вел разговор с мужчинами, и воспоминание об их кулаках не вызывало в нем прежнего негодования — ему даже казалось, что его отношения с Вандой не представлялись им больше непотребными.