Страстные сказки средневековья Книга 2.
Шрифт:
Это было прекрасно и одновременно жутко, потому что де Вильмон не знал, что даже менее безобидные поступки, и то заканчивались плачевно для тех, кто осмеливался задеть барона.
Глаза Гуго превратились в искрящиеся льдом щели.
– Соперник?
– его голос приобрел шипящие интонации.
– Разве у такого талантливого певца могут быть соперники в сердцах дам? В моем доме, по крайней мере, нет ни одного человека, который бы мог срифмовать хотя бы пару строк!
Стефка облегченно перевела дыхание - для фон Валленберга эти слова были верхом миролюбия,
– Любовь - это не только слова удачного сонета,- холодно возразил он,- песня всего лишь выражает то, что заполняет сердце! И если оно молчит, уста так же будут скованы молчанием!
У Стефки от ужаса пресеклось дыхание, да что там - побледнела даже вечно невозмутимая Ульрика.
– Дама Стефания,- поспешила вмешаться она,- несомненно, польщена вашими песнями! Но её сердце, конечно же, принадлежит...
– Почему вы говорите за неё,- внезапно перебил женщину странно оживившийся барон,- пусть мадам сама скажет, кто дорог её сердцу!
Стефка натянуто улыбнулась - можно подумать, что она бы осмелилась дать правдивый ответ. Разве что у неё вместо одной было бы даже не две, а три головы!
– Мадам Ульрика права, мое сердце принадлежит моему сеньору!
– Но вы же сами говорили,- с непонятным жаром возразил де Вильмон,- что ваш супруг не против, чтобы его жену окружало преклонение?
Все окружающие с недоумением воззрились на задиристого менестреля. Только он один при слове сеньор, почему-то решил, что речь идет о муже графини, все остальные были твердо уверены, что это определение может относиться только к фон Валленбергу.
– Гм-м, - настроение барона неизвестно почему улучшалась с каждой минутой,- так значит, в борьбе за честь называть мадам Стефанию своей дамой сердца равны все мужчины в этом замке?
– Выходит так!
– дерзко вздернул подбородок менестрель.
– Ну, тогда давайте разрешим наш спор древним, как мир способом!
И прежде чем кто-нибудь сообразил, что он имеет в виду, Валленберг довольно хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и резко встал с места.
– Назначаю на завтра рыцарский турнир! Давно пора поразмять кости, да развлечь наших дам!
– А как же охота?
Слова сорвались с губ графини прежде, чем она осознала, что именно говорит. Но заменить замечательную прогулку по лесу видом остервенело рубящихся мечами мужчин? Разочарование было слишком велико! И лишь только потом до неё дошло, что всё это значит - такой сумасшедший ревнивец, как Гуго, мог под шумок и убить ни о чем не подозревающего поэта. Этого она допустить никак не могла!
– Кому, мадам, вы подарите свою ленту?
Это поинтересовалась язвительно взирающая на неё Эрика. Удивительно, но это были практически первые слова, сорвавшиеся с уст единственной дочери фон Валленберга. Девушка была настолько молчаливой, тихой и невозмутимой, и вот, пожалуйста - не в бровь, а в глаз! Как говорится, яблоко от яблони...
– У меня нет ленты,-
Причем здесь был Вальтер? Почему именно его она сделала своим избранником? И вообще, собирался ли брат барона участвовать в турнире? Но и предать столь мужественно ведущего себя де Вильмона открытым предпочтением барона, она тоже не могла!
Вальтер удивленно вздернул брови, но все-таки благодарно поклонившись, прижал руку к сердцу.
– Я польщен вашим выбором, мадам!
Валленберг только тонко улыбнулся при виде этой сцены, а умница Ульрика тот час перевела разговор на другую тему, спросив де Вильмона о дочери герцога Бургундского Марии.
Зато вечером между бароном и его любовницей разгорелся очередной скандал.
– Если даже менестрель и посчитал себя влюбленным в меня, - с жаром защищалась от нападок Стефания,- то я тут не причем! Знаете, не только вы один имеете глаза, а я, по общему признанию, довольно красива!
– Вы сами спровоцировали его на такое поведение, едва не выпрыгнув из платья прямо посереди забитой людьми залы!
– Да, мне нравятся обходительные мужчины, которые не ставят условием своего расположения беременность за пять ночей! Да ещё при этом претендуют на главенство в моем сердце! И вообще..., я так мечтала проехаться по лесу, а теперь вместо прогулки придется пялиться на идиотское сражение, неизвестно за что!
– Как за что, мадам, за ваше благоволение! Я убью этого слащавого шута, выбью из него мозги и отрежу его коварный язык в назидание всем, кто осмелится претендовать на мою женщину!
– Да, вы просто варвар!
– женщина гневно взвилась со своего места.
– Этот человек всего лишь сказал мне несколько изящных комплиментов! Я благодарна ему за это, и не более того!
Надо сказать, что ругались они в уединении спальни. Графиню заботливая Герда приготовила к ночным забавам, поэтому она спорила, приложив одеяло к обнаженной груди, а вот фон Валленберг возвышался над изножьем кровати, наоборот, полностью одетым, и, похоже, не собирался раздеваться.
– Ты все испортила!
– А что? Было что портить?
– Стефка не собиралась сдавать позиции.
– Моё сердце совершенно свободно, и если бы вы приложили хотя бы минимум усилий мне понравиться, то получили бы реальный шанс стать в нем единственным! Так нет - то дурацкое условие забеременеть за пять дней, то убийство пропевшего несколько милых сонетов поэта..., сколько можно? Чьё тут выдержит терпение?
– Раз я настолько невыносим, то не настаиваю на первом условии! А дерзкого певуна все равно убью!
– Вот как?
– Стефка дерзко отбросила одеял.
– Кто не дорожит любовью, сам себя делает нищим! И де Вильмон тут ни причем!
Валленберг озадаченно присел на край кровати, не сводя потемневшего взгляда с дерзко выпяченных сосков её груди.
– Стефания - ты философ? Вот уж удивила, так удивила...
Женщина решительно натянула на себя край одеяла. Хватит, он итак увидел достаточно!