Стратегии гениальных мужчин
Шрифт:
В конце концов Джек дошел до исступления: многие месяцы изнурительной работы на голодный желудок, мучительные думы о том, что он не может не только заработать, но и даже просто прокормить мать и усыновленного ею малыша (во время путешествия Джека на Север его отчим умер, и молодой человек взял на себя все заботы о семье), привели его к старой доброй мысли, становящейся навязчивой, – продавать на рынке свои пока еще сильные мускулы. Больше всего он боялся возникновения чувства ущербности и безысходности – это действительно могло его подорвать. Те, кто хорошо знал Джека Лондона в тот период, свидетельствовали, что он настолько серьезно подумывал о суициде, что даже занялся составлением прощальных писем. Но он снова не сдался. Хотя та грань, на которой он находился, давно стала бы последним пределом для очень многих искателей счастья. Сильный человек с неустойчивой психикой, но непоколебимой волей, Лондон продолжал бороться и, пожалуй, несмотря на все свои сомнения, скорее
Джек получил настоящий впрыск свежей крови, когда в один из угрюмых, ничем не выделяющихся дней получил сразу два спасительных письма с предложениями напечатать его рассказы. Правда, первое настолько его разочаровало, что, не будь второго, оно подорвало бы его веру. Некоторое время начинающий литератор пребывал в жутком трансе: журнал соглашался напечатать его рассказ за… пять долларов, при том что, по самым скромным подсчетам, его многочасовая работа стоила долларов сорок. Его работу теперь оценили гораздо дешевле, нежели в тот период, когда он гробил себя в кочегарке, работая один вместо двоих кочегаров. Неизвестно, чем бы закончилось сражение Джека с самим собой, не получи он в тот же день второго письма: другой журнал соглашался заплатить ему сорок долларов при условии сокращения рассказа вдвое… Начинающий литератор воспрянул духом.
Однако самым большим испытанием Джека на прочность оказалось приглашение через несколько месяцев после согласия двух журналов напечатать рассказы (за эти месяцы он не смог опубликовать ни строчки) на работу почтальоном. Для изголодавшегося, изнуренного беспрерывной работой Джека это был бы не просто выход из положения, но действительно лакомый кусок – стабильные шестьдесят пять долларов в месяц казались фантастической суммой для человека, получавшего за тяжелый труд рабочего не более доллара в день и не заработавшего вовсе ничего в течение нескольких последних месяцев. Они позволили бы ему вести спокойную размеренную жизнь, обзавестись семьей и… стать счастливым обывателем своей страны.
Пожалуй, нельзя точно утверждать, сумел бы Джек Лондон справиться с таким искушением, если бы на помощь ему снова не пришла мать, со страстным пафосом возвестившая, что ее сын – обладатель истинного литературного таланта, и посему должен, обязан писать, а не думать о том, чтобы обречь себя на пожизненное безрадостное прозябание в роли безликого человека с омертвелой профессией. Забвение не для него! Экзальтированная, восторженная личность, она сумела пробудить в легко зажигающемся сыне сильные чувства, взывая к его театрализованно-романтическому началу, всегда присутствовавшему в душе Лондона. И несмотря на то, что духовное состояние Джека было далеко не в лучшей форме, он принял генеральное решение: стать писателем или умереть!
Заковав себя в новые цепи еще более жесткого режима, Джек пошел в наступление. Ни в одной тюрьме так не истязают работой заключенных, как добровольно загонял себя Джек. Он изучил структуру многих десятков журналов, чтобы определить самые существенные зерна в современной печатной продукции, позволяющие ей попасть на страницы журналов. Он стремительно писал, писал и писал, не останавливаясь и не оглядываясь. В перерывах между сражениями за место на литературном Олимпе Джек снова и снова изучал по многочисленным книгам «тайны земли, вселенной, материи и духа, мерцающего в этой материи». Когда он уткнулся в Спенсера, ему показалось, что под воздействием внезапного прозрения в голове у него начинает формироваться собственная система восприятия мира. Он потратил немалую часть времени на всевозможные каталоги слов и понятий, он заучивал наизусть целые отрывки из понравившихся книг, чтобы необходимые слова и выражения всплывали в нужный момент сами собой. Джек продвигался, как всегда, широким фронтом – атакуя редакторов и издателей с их нормами и традициями, ученых с их учениями, маститых писателей с их весомыми произведениями – всех одновременно. Его главными наставниками стали Спенсер, Ницше, Маркс и Дарвин. Его отдых заключался лишь в смене вида работы, а голод и безденежье оказались лучшими на свете стимуляторами внутренней энергии, источник которой в человеке ВОЛЕВОМ, как выяснил Джек Лондон, оказался неиссякаемым.
Главным в его поведении, внутри и снаружи, было то, что он с самого начала представлял себя состоявшимся писателем, думал о себе как о значительном литераторе, готовом не подражать известным именам, а сказать нечто новое. В глубине души он осознавал, что подстраиваться под существующие традиции равносильно самоуничтожению, а подражание у него, как у человека, сильного духом, вызывало откровенное отвращение. Джек был уверен, что окажется способным сказать миру нечто новое и нечто важное – это был результат сознательного развития особо острой формы визуализации. В душе отвергая любые, даже самые именитые голоса, он вел себя как писатель.
Джек, тщательно прислушиваясь к своему собственному голосу, не мог не стать им. Когда он убедил себя самого, ему осталось совсем немного – убедить в этом остальной мир, при этом не изменив свою жизненную философию под прессом мнений и требований редакторов, критиков, читателей, моралистов и прочей убогой духом публики, встающей на пути его самобытности и оригинальности. Джек твердо шел своим путем.
Пришлось на время вычеркнуть из своей жизни все, что не касалось работы: друзей, встречи с любимой девушкой, просто отдых. «Не было и дня, чтобы он не просиживал за машинкой и книгами шестнадцати часов, а если чувствовал, что выдержит, заставлял себя работать девятнадцать часов в сутки», – указывает И. Стоун. Было, правда, еще одно чувство, помимо желания прорвать замкнутый круг, – чисто физическое: по признанию самого Джека, во время своей долгой борьбы он всегда чувствовал невыносимый голод…
В общей сложности в течение первых пяти лет литературной деятельности отправленные в различные издательства рукописи возвращались Джеку 644 раза, прежде чем превратиться в классические рассказы и повести мировой литературы. Только «Любовь к жизни» – безусловно эпохальное произведение, увековечившее имя писателя, возвращалось к нему по меньшей мере триады, прежде чем быть напечатанным. «Я упрям, но упорно иду к своей цели, как игла к полюсу: отсрочка, уклонение, прямая или тайная оппозиция – не важно: БУДЕТ ПО-МОЕМУ!» Кто скажет, что не маниакальная страсть добиться успеха стала его виновником?! Джек Лондон доказал, что с верой в себя и достаточной силой воли возможно не только добиться успеха, признания и денег, но и стать настоящим мастером, вписав свое имя в ряд великих писателей. Это стало возможным еще и потому, что в силу своего мировосприятия Джек никогда не ждал поддержки, нигде не искал сил, кроме как в себе самом. Это отчетливо подтверждают слова одного из его писем, написанного в 1898 году, то есть тогда, когда еще не существовало главных произведений писателя, а он даже не переступил порога признания: «Мне безразлично, если мое настоящее, все, что у меня есть, погибнет, я создам новое настоящее: если завтра я буду наг и голоден, я не сдамся, а пойду нагой и голодный. Если бы я был женщиной, я бы стал отдаваться любому встречному, но я бы добился успеха, короче – я его добьюсь».
И успех пришел. Сначала рассказы Джека, появляясь то тут то там, возвестили о появлении неожиданного и совершенно нового объекта на литературном горизонте Америки. А на самом закате столетия Джек неожиданно получил извещение о готовности наиболее консервативного бостонского журнала «Атлантический ежемесячник» напечатать его короткую повесть «Северная одиссея». По сути, это решение редакции просигнализировало Джеку зеленым светом о том, что для него путь к неприступной литературной богеме свободен.
Отличительной чертой Джека было неослабевающее желание создать что-то лучшее. Это непременное чувство тревожной неудовлетворенности творца всегда было у него доминирующим. Сущая правда, что он начал работать исключительно ради денег, но так же верно, что он не был гонцом за материальными благами. Чем дальше, тем меньше деньги впечатляли Лондона. Им двигало истинное желание создателя – сказать миру нечто такое, чего еще не говорил никто. Будучи демонстративной личностью, он выжимал из себя все, на что был способен. С приходом первых успехов Джек перевел дух и стал работать более взвешенно, осторожнее и спокойнее, но отнюдь не меньше. Он уже видел в перспективе новые, гораздо более объемные и сложные произведения: повести и романы, к которым он считал себя абсолютно готовым. Проникновенное чутье лидера, присутствующее у всех баловней успеха, диктовало Джеку Лондону новые условия – для достижения настоящей победы следует идти на два шага впереди всех прогнозов, предсказаний тенденций, устоявшихся традиций и самого времени. Он знал, что должен сам формировать все это, и убедил себя, что может это сделать. Для рождения такого внутреннего чувства, без всяких сомнений, нужна определенная уверенность в своем превосходстве над остальным миром. А также известная степень презрения к безликим людским массам, порождающая жажду изменения мира. Джек Лондон, человек с чувствительной, но сильной душой, двигаясь по лестнице успеха, возомнил себя готовым преобразовывать неустойчивый, колеблющийся и всегда вожделенно ожидающий мощи мир. Внешне он подтвердил это несколько позже, когда обрел атрибуты славы. Став известным писателем, Лондон не только позволял себе публичные поучения абсолютно любой аудитории – он вообще был довольно невысокого мнения о среднем отпрыске планеты Земля. Однажды Джек написал одному из своих издателей слова (хотя и по совершенно другому поводу), ярко подтверждающие его позицию по отношению к миру: «Жизнь так коротка, а люди так глупы, что с самого начала моей карьеры, когда я только-только начал благодаря газетам приобретать сомнительную известность из-за моего юношеского социализма, я дал себе зарок никогда не опровергать газетных обвинений». Проломив силой дорогу наверх назло заурядному и рыхлому окружению, любя девушку, неспособную ответить ему из-за своей психологической слабости и душевной амебности, став первым писателем Америки, Джек Лондон считал, что имеет право на такие суждения.