Стратегии гениальных женщин
Шрифт:
Маскулинность известных женщин Древнего мира
В мире женских достижений почти всегда присутствует одна любопытная деталь: гуттаперчевая изменчивость образа, колдовская игра различными, часто несовместимыми образами. Известные женщины почти всегда многолики и обладают одновременно и мужскими, и женскими качествами.
Наиболее выдающиеся женщины Древнего мира, Клеопатра и Агриппина, выступали то в одной, то в другой роли, в зависимости от того, в какой женщине больше нуждались соответственно триумвир Марк Антоний и престарелый римский император Клавдий. Обе женщины были безукоризненными обольстительницами, в совершенстве владели магией очарования, умея создавать обстановку, в которой привкус напряженного и гармонирующего эротизма и экстравагантности неизменно уводил мужское восприятие в мир фантазий и усыплял бдительность даже великих личностей того времени. Эти женщины всякий раз обрамляли свои действия в такие декоративные формы, которые подвластны лишь талантливым актрисам. Но это женственное в виртуозной игре Клеопатры с Цезарем и Антонием, как и безумное искусство совращения Агриппины при дворах Калигулы, Клавдия и Нерона, были лишь удачно выбранными масками, хитроумной маскировкой других действий, не имеющих отношения
Жена императора Августа Ливия Друзилла больше сохраняла женский образ, играя на мужской половине лишь тайно. Но даже в ее случае прагматизм и практичность оказывались важнее укоренившихся понятий – желания любви и полного обладания единственным мужчиной. К примеру, она проявила мало способностей в искусстве любви, но, хорошо осознавая свою ахиллесову пяту и оставаясь для Августа до конца его жизни святой, находчивая женщина компенсировала проблему тайным содействием постельным утехам первого римлянина при помощи нанятых сирийских рабынь. Однако Ливия была хорошо осведомлена обо всех нюансах государственного управления, узнавая при помощи армии шпионов все, что касается безопасности великой державы. На ее хрупких плечах лежали заботы даже о ходе военных кампаний, и хотя они оглашались устами императора, каждый сенатор знал: без одобрения Ливии ни одно начинание не пойдет дальше слов. Эта женщина обладала поистине мужской непреклонностью и крайней жестокостью по отношению к тем, кого она причисляла к своим врагам. Ее боялись самые сильные и влиятельные мужчины империи, хотя внешне «мать отечества» была очень милой и улыбчивой.
Роль Ливии как тайной исполнительницы мужских функций близка многим женщинам, неожиданно оказавшимся перед выбором: внедряться в мужское поле деятельности или безропотно ожидать низвержения в бездну. Сделав шаг навстречу своему спасению, они навсегда преступали Рубикон между женским и мужским, а оказавшись на чужой территории, были вынуждены до конца своих дней играть по мужским правилам. Клеопатра, Ливия Друзилла, Агриппина, княгиня Ольга, Жанна д’Арк, маркиза де Помпадур, Екатерина Медичи, Екатерина Вторая представляют категорию «вынужденных» воительниц и владычиц.
От мужички Жанны д’Арк до утонченной маркизы де Помпадур
Французская крестьянка, возглавившая освободительное движение против англичан при тихом содействии и управлении прогнившей властной элиты, после основной победы под Орлеаном не могла позволить себе остановиться и видела свое спасение лишь в дальнейшем совершенствовании новой роли. Попытки найти свое место при дворе в новом облике ни к чему не привели: леденящий кровь холод окружающего мира стал зеркальным отражением ее «отступничества». Вполне естественно, что она пала от рук мужчин, не желавших возвышения и усиления женщины в обществе, с молчаливого согласия тех самых людей, которые тихо и кропотливо создавали из крестьянки беспримерную воительницу. Такая реакция мужского сообщества является тем более знаковой, если учесть некоторые физиологические и психологические особенности героини. Ряд современных исследователей указывают на гормональные нарушения девушки, и в частности на отсутствие половой зрелости и подавленность сексуального влечения, что позволило ей реально исполнять непростую роль героини-спасительницы отечества. То есть даже на уровне первичного восприятия в ней если не доминировало, то очень явственно присутствовало маскулинное. Так или иначе, мужской мир усматривал в Жанне д’Арк соперницу в реализации влияния на массовое сознание; она представляла опасность, и ее следовало устранить. Что, собственно, и было сделано.
Княгиня Ольга оставалась бы женой князя Игоря и матерью Святослава, если бы не трагическая смерть мужа. Материнский инстинкт и отсутствие достойно сильного мужчины, который мог бы заменить Игоря, толкнули женщину на тропу войны, отмщения и формирования нового государства, нового административного и культурного уклада и даже смене религиозных ориентиров. Она изменила мир вокруг себя так решительно и смело, как только может поступать мужественная женская натура, когда у нее не остается иного выбора. Но как задолго до нее Агриппина, которая по тем же причинам управляла Римской империей и создавала идеального императора из своего сына Нерона, так и Ольга добровольно сняла с себя полномочия в пользу сына Святослава. Это возвышение сына по достижении его готовности управлять являлось и обеспечением собственной безопасности, и симметричным для эпохи усилением государства. Эта демонстрация и свидетельство неестественности выполняемой функции кажется наиболее важным признаком женской мудрости и стремления к определенной Природой роли. Но разве кто-то поверит, что Ольга устранилась от управления государством, и значит, реально решилась власти. Произошла всего лишь логичная и малозаметная трансформация роли, причем и режиссером, и постановщиком выступила сама славянская княгиня. Что же до низвержения Агриппины, то властолюбивая женщина, пожалуй, не предполагала, что законы власти и животное стремление распространить имеющееся влияние повсюду могут стереть и такие, кажущиеся незыблемыми, понятия, как любовь сына к матери. Ведь в конечном счете
Агриппина старалась для Нерона, как ее предшественница Ливия для своего Тиберия. Но обе они были удостоены презрения своих сыновей, не желавших тайно или явно делить власть со своими матерями.
Почти так же поступала маркиза де Помпадур. Всесильная любовница французского монарха начала внедряться в мужскую игру лишь в силу необходимости контролировать замыслы недругов. Но, начав борьбу за усиление собственных позиций на поприще тайной дипломатии, она была вынуждена продолжать ее до конца – слишком многие мужчины возжелали ее падения. По-мужски опираясь в жизни лишь на свою сообразительность, волю и талант, эта женщина играла роль блудницы. Благодаря удивительному старанию, актерскому мастерству и терпению превозмогать собственные физические недуги, холодность темперамента и отсутствие желания интимной близости, она оставалась влиятельной до своей ранней смерти. Хотя именно женское начало позволяло ей ненавязчиво вклиниваться в решение государственных «мужских» задач, нередко ошарашивая размахом и натиском правителей соседних государств, мужская маска на женском лице определенно доминировала в годы, когда она добровольно сменила роль любовницы короля на роль его преданного друга и человека, поставляющего девушек для любовных утех монарха.
Успех в «особой» деятельности
Подобная ситуация в изменении полоролевой функции складывалась и у женщин, вынужденных бежать в мир фантазий от слишком трагичной реальности, которая для них оказывается неприемлемой. Елена Блаватская, Мария Склодовская-Кюри, Агата Кристи, Жорж Санд, Софья Ковалевская, Габриэль Шанель, Маргарет Тэтчер – вот далеко не полный список женских имен, которые обязаны своей известности определенным, а порой и нескрываемым пренебрежением к традиционной роли женщины, и в том числе к материнству, ради поиска собственного места в патриархальном устройстве мироздания. Может показаться удивительным, но бегство внутрь себя или в область реализации неслыханных идей (прерогатива мужской части мира) на первом этапе являлось компенсацией провалов своего женственного или следствием патологического страха перед такими провалами, тогда как в дальнейшем такой жизненный уклад становился привычным, вытесняя генетическое влечение к исполнению женской функции. Некоторые психоаналитики приписывают многим из упомянутых женщин аффективные нарушения преимущественно депрессивного характера, однако даже если установление подобных диагнозов и приговоров от медицины является важным, оно вторично, поскольку отображает лишь следствие деятельной волевой сферы каждой из женщин. Другими словами, самая эмоциональная из известных женщин, самая отъявленная истеричка и депрессивная личность своими победами обязана не появлению депрессий, а реакции на них своей воли и характера, проявлениям силы и решительности, подчас поражавших размахом и масштабом тех самых мужчин, которые с легкостью оперировали выдуманными ими же самими ограничениями психической нормальности.
Вполне понятным, маскулинным в ролях Елены Блаватской и Маргарет Тэтчер является их лидерство: в партии, общественно значимом движении, управлении государством. Порой эти черты настолько явственны, игра настолько приближена к мужской деятельности, что современники выступали с обвинениями и упреками «слишком мужских» или «неженских» лиц. Основывать политические течения, партии, форумы и выступать с критикой устоявшегося в общественном сознании порядка вещей всегда было поприщем наиболее ярких представителей мужского мира, личностей, у которых обаяние ассоциируется с внутренней силой. Когда же этим начинают заниматься женщины, причем выполняют эту задачу весьма успешно, их образы становятся резонансными и приобретают оттенок необычности и скандальности. На таком выразительном конфликте с влиятельной частью мира они приобретают известность и остаются в сознании как личности гигантского размаха. Они входят в историю как женщины с мужскими чертами. Елена Блаватская без труда развернула кампанию против влиятельных религиозных особ, фактически против некоторых канонов Церкви. Маргарет Тэтчер прекратила существование «государства всеобщего благоденствия», развернув непримиримую борьбу против определенных, социально защищенных прослоек населения, чем завоевала себе прозвище «кровавой леди». Этот явно не-женский титул укрепился за ней после военной кампании против Аргентины, красноречиво убедившей человечество, что женщина-мать может при необходимости так же легко развернуть войну, как это делали самые бесчувственные завоеватели-мужчины.
Любопытны и такие, казалось бы, лишенные воинственности образы, как Мария Склодовская-Кюри и Софья Ковалевская. Женщины-ученые, столь различные по своему внутреннему содержанию, обладают сходными маскулинными чертами. К примеру, «мужские» качества Марии Кюри проявились вынужденно, когда после непредвиденной и нелепой гибели мужа она приняла решение сделать все, чтобы начатое ими дело не кануло в Лету. Даже если признать, что ее вклад в открытие радия был более весомым, чем вклад Пьера Кюри, на первом этапе присутствие женщины в элитном клубе ученых во многом было обеспечено наличием в команде исследователей радиоактивности мужчины. Но когда французским академикам не осталось другого выхода, как доверить кафедру в Сорбонне и лабораторию по исследованию радия женщине, она сумела максимально воспользоваться ситуацией. Хотя Мария Кюри твердила, что продолжает исследования в честь своего погибшего мужа и для прославления его имени, на самом деле это была сознательная деятельность посредством включения волевой сферы. Двигаясь дальше в глубь науки, исследовательница не могла не понимать, что дело ее мужа является и ее делом, ее идеей, ее замыслом доказать свое обоснованное присутствие на Олимпе научных достижений. Конечно же, это была цепь «мужских» поступков, подтвержденных второй Нобелевской премией, открытием Института радия, активной пацифистской и общественной деятельностью во время войны в Европе. Крайне важно подчеркнуть, что даже тогда, когда ее путь активных научных открытий был завершен, она не остановилась, а продолжала совершать мужские поступки, адекватные мужчине в ее положении.
Софья Ковалевская, в отличие от любимой родителями Марии Склодовской, с детства ощущала себя отверженной. Не покидающее ее чувство беспредельного одиночества, формирование депрессивного характера и склонность к непоследовательным, свойственным истеричкам поступкам предопределили функциональную деятельность Софьи Ковалевской. Но ее «мужские» черты проявлялись не в потрясающей непрактичности и даже не в притупленном инстинкте материнства (она, к примеру, в порыве отчаяния бросила только родившуюся дочь «на попечении добрых тетушек» в Москве и укатила в Париж). Окружающих поражала абсолютная приверженность Софьи Ковалевской некой математической идее. Ее стремление к эфемерному достижению цели было гораздо большей силой, нежели желание быть ядром семьи, нести любовь детям и поддерживать уютный домашний очаг. Она была самостоятельной и самодостаточной личностью, чем, возможно, объясняется самоубийство ее мужа и несчастья семьи. Полная же самодостаточность выявляется губительной для ярких натур, нуждающихся в признании, ободрении и понимании.