Стратегии счастливых пар
Шрифт:
И все же почему некоторые исследователи жизни мыслителя-ядерщика считают Елену Боннэр «черной музой» академика? Потому что эта женщина откровенно подчинила его своей воле? Или потому, что сумела поднять порог восприятия своей личности на международный уровень? Но не этого ли хотел, не к этому ли стремился Андрей Сахаров? Ведь и в прежней жизни Клавдия управляла бытом. Влияние первой жены не распространялось дальше не потому, что ученый намеревался ее ограничить, а из-за личностных особенностей самой Клавдии. Действительно, скромная и покладистая Клавдия на фоне бунтарки Елены выглядит блекло, как матовая лампочка рядом с солнцем. Елена Боннэр всегда представляла собой сильную женщину, активную личность, которая для многих окружающих делает пространство неуютным. Вот почему ее самодостаточность была не по вкусу части окружения Андрея Сахарова. Она вызывала неприязнь даже у Александра Солженицина, ибо могла поставить под сомнение любую сентенцию, выдаваемую за пророчество. И все-таки когда в жизни Сахарова появилась Елена, он очень изменился, возмужал, как мальчик, который прочитал очень важную, мудрую книгу. У него, как у бегуна на длинной дистанции,
Кто-то из журналистов сказал однажды по поводу этой пары: «На самом деле Боннэр была для Сахарова примерно тем же, чем была Хиллари Клинтон для бывшего президента Штатов, то есть чем-то вроде «жесткого тренера», который гонит своего воспитанника к рекорду, не щадя ни его, ни себя, ни окружающих». Она определенно была свежим, крепким ветром, заставившим его паруса наполниться, вздуться от натуги, а судно – мчаться с максимально возможной скоростью. С нею он замахнулся на самый высший уровень – планетарного человека. С нею раскрылось и стало явью его тайное желание – стремление тихого мягкого мальчика достичь всеобщего признания и гигантского авторитета. Ведь не случайно Михаил Горбачев вспоминал об «элементе театральности» в выступлении Сахарова на съезде. «Но я далек от мысли подозревать Сахарова в расчете встать в “историческую позу”», – писал Горбачев. Однако у последнего президента Советского Союза была своя причина лукавить – ведь он и для себя избрал «историческую позу», потому с присущей ему дальновидностью не стал упрекать и Сахарова. Но появившееся у Сахарова последних лет «чувство истории» являлось тем острым ощущением, которое привила ему Елена.
Эта новая задача Андрея Сахарова, конечно, задевала некоторых его соратников по науке (тут речь идет о серьезных ученых, а не об орде партийных слуг, приписанных к Академии наук). К примеру, академик Петр Капица, признавая несомненный талант физика в Сахарове, пожалуй, небезосновательно считал, что тот далек от жизненных реалий. Капица откровенно упрекал Сахарова в том, что у него, «как у людей, связанных с закрытыми темами, формируется своего рода комплекс неполноценности, ощущение, что их талант, мысли, взгляды, остаются как бы невостребованными обществом». Капицу нельзя упрекнуть в отсутствии прозорливости относительно коллеги. Андрей Сахаров, вклиниваясь в политику, действительно взялся не за свое дело, более того, за дело, механизмов которого он не понимал. Но Андрей Сахаров видел свою задачу не только в решении фундаментальных задач науки; его субъектом теперь был мир, планета. Научные звания же, как и его достижения, служили опорой, благодаря которой он считал себя вправе говорить о судьбах мира. И все же без Елены он не справился бы с достижением главной цели последних лет жизни – высказаться до конца…
По существу, Елена Боннэр была посредником в его общении с миром, представляла его интересы. Она умело поддерживала в нем страсть к борьбе, к публичной жизни – то, что в последние годы ссылки и довольно короткий отрезок времени после возвращения из Горького стало его главной «зацепкой» в этом мире. Она трепетно следила за его здоровьем, заботилась о тысячах мелочей, на которые он не обращал внимания, но которые составляли существенную часть жизни-борьбы. Чтобы понять значение этой женщины в его жизни, нужно вспомнить лишь одно из множества направлений их совместного противостояния режиму – историю написания воспоминаний Сахарова. Можно диву даваться: порой общая биография Андрея Сахарова и Елены Боннэр становилась похожей на триллер. Ученый писал, что за ним буквально по пятам шныряли сотрудники органов, периодически выкрадывая или отбирая рукописи. Однажды его рукопись выкрали из московской квартиры; в другой раз – в зубной поликлинике, когда обманом вынудили его вынести сумку и верхнюю одежду в общий коридор; в третий раз рукопись вероломно отобрали прямо в машине, предварительно прыснув ему чем-то в лицо. Все случаи произошли без Елены Боннэр (к примеру, в случае нападения на Сахарова в автомобиле она находилась у железнодорожных касс – занималась билетами, что само по себе тоже показательно). Она, как хорошо обученная овчарка, охраняла все, что творил Андрей Сахаров, и ее отчаянности и бесстрашия, похоже, опасались слуги режима.
Но Елена Боннэр, и в этом ее главное отличие от женщин-подруг, посвятивших себя служению спутнику жизни, выросла до заметной самостоятельной фигуры и сумела самостоятельно продолжить ихобщую миссию. Подняв знамя борьбы за человеческое достоинство, она сама стала жрецом этого храма, невидимого, но быстро распространяющего свое влияние по всей планете. Поддерживая Сахарова как некий символ советского времени, отражающий настроения наиболее активной интеллигенции, она сумела преподнести и себя в качестве автономной единицы, ведущей отчаянный бой с превосходящими силами противника. Если сам Сахаров был тяжелым танком, в который настойчиво целились с желанием уничтожить, то Елена Боннэр скорее казалась опытным гранатометчиком, безжалостно поджигающим смертоносные вражеские машины. Ей можно было доверить очень многое – от чувствительного и деликатного до стратегического, международного уровня. Когда дело касалось их общей с Сахаровым идеи, Елена могла с виртуозным мастерством играть любую роль. Демонстрацией неисчерпаемых возможностей этой женщины можно считать зачитывание Еленой Боннэр Нобелевской лекции Андрея Сахарова в Осло. Это было показателем, как минимум, двух важных нюансов их интеллектуального союза. Во-первых, он ей доверял абсолютно и безоглядно, во-вторых, международное сообщество ее воспринимало адекватно, без вопросов и сомнений. И последнее обстоятельство – конечно, наиболее ценный критерий ее роста; каждый из двоих получил в браке возможность дальнейшего личностного развития, каждый к этому стремился и обрел свою высоту.
Но сказанное выше вовсе не означает, что их совместная жизнь состояла исключительно из совместного планирования актов борьбы; напротив, благодаря изнурительным схваткам внутренний мир семьи был оазисом среди бесплодной, выжженной земли. «Самыми тяжелыми были те месяцы, когда нас разлучали; когда мы были вдвоем, все было ничего», – признавалась Елена Боннэр после смерти мужа.
И по прошествии почти двух десятилетий после ухода из жизни Андрея Сахарова она ничуть не изменилась во взглядах. Осталась его соратницей навечно, цепко продолжая держать слабеющими руками знамя своей последней семьи и лебединой песни. Осталась невозмутимой и принципиальной, не воспринимающей никаких фетишей, ведя с миром такую же жестко-неумолимую дискуссию, как и прежде. «Умерла эта несчастная фотомодель, Анна Николь Смит, и вдруг оказывается, что это событие номер один. Как? Почему? А потому что она – секс-символ. Поймите, я не ханжа и не ангел, при слове «секс» не вздрагиваю, но нельзя же подменять человеческие чувства животными. Ведь у бедной девочки Смит, наверное, было что-то за душой, кроме бюста безумного размера, трех браков и пяти претендентов на право называться отцом ее маленькой дочери. Между тем транслируется, тиражируется, смакуется именно низкое, приземленное». Ее непримиримая реакция на типичное отражение событий в мировой информационной паутине как нельзя лучше объясняет позицию, мировосприятие и неустанное желание не пасовать перед людскими цинизмом и глупостью – качествами, которые она ненавидела с детства.
Жизнь одного после смерти второго очень многое проясняет в качествах личности оставшегося в живых. Касательно Елены Боннэр можно уверенно сказать: до конца дней она осталась такой же сильной, притягательной личностью, как и в те времена, когда была вместе с Андреем Сахаровым. По прошествии многих лет со дня смерти великого ученого к ней по-прежнему обращались журналисты, ее оценки оставались все также трезвы, актуальны и точны, как нож хирурга. Это видно хотя бы из ее сурового взгляда на второго президента России: «Путин создал антидемократическое государство. Уничтожение свободной прессы, уничтожение верхней палаты парламента, создание семи ужасных супер-административных структур во главе с руководителями, которые подчинены лично Путину, и, разумеется, война в Чечне – все это, вместе взятое, представляет собой абсолютно антидемократическую тенденцию. К этому надо добавить разрушение избирательного процесса, то есть того, чем и отличается демократическое государство». Эти слова произнесены человеком, которому было далеко за восемьдесят; они сказаны на фоне мощнейшей информационной кампании, посвященной мессианству Владимира Путина.
Для многих неординарных женщин жизнь после смерти любимого человека становится новой формой взаимоотношений с миром, основанной на переосмыслении прежней миссии. В этой новой жизни оставшийся позади брак нередко налагает сакральный отпечаток, вдохновляя на смелые поступки, направленные на виртуальное продолжение жизни семьи. Так и Елена Боннэр сумела найти такую область выражения семейных ценностей – она взялась за «Вольные заметки к родословной Сахарова». Она оказалась женщиной, сумевшей не отвергнуть настоящее, нашедшей новый смысл в долгой жизни, дарованной за изумляющую сосредоточенность и отрешенность, естественное, без примеси фальши, отношение к миру, к любви. За умение дописать гимн двойной миссии, направленной на укрепление веры человека в самого себя…
Карло Понти и Софи Лорен
Я обожала Карло. Это был мой мужчина, мой единственный настоящий мужчина. Я страстно хотела, чтобы он стал моим мужем и отцом моих детей. В какой-то момент мне казалось, что он не сделает решительного шага, если я не подтолкну его к нему.
Он дал мне почувствовать себя защищенной.
Я женился на мисс Лорен, получив в Мексике развод от первой жены, чтобы узаконить мои отношения с мисс Лорен за пределами Италии, которая до сих пор не признает развода. Сделать легальным мой брак было особенно необходимо в Голливуде, где нам приходилось регулярно работать и где незаконный союз мужчины и женщины резко отрицательно воспринимается обществом.
Многоцветная картина вариаций семейного благополучия определенно была бы лишена своей пестроты, если среди счастливых семей не была бы представлена хотя бы одна пара с совершенно приземленными, упрощенными устремлениями. Действительно, семейная идеология Рерихов многим может показаться недостижимой, великая миссия самоотречения Альберта Швейцера и Елены Бреслау – вообще чуждым, мазохистским актом, а шокирующая логика Жан-Поля Сартра и Симоны де Бовуар – малоприемлемой. На их фоне Карло Понти и Софи Лорен при всей прозаичности их устремлений могут продемонстрировать наиболее понятный облик удачного построения отношений в союзе. Они являются привлекательной парой не только потому, что оба стали знаменитостями; многих поражала и забавляла их броская и вызывающая непохожесть, заставлявшая навсегда запомнить эту необычную, резко выделяющуюся пару. На фоне непостоянства мужчин и женщин в кругу людей шоу-бизнеса и кино, узаконенной общественным мнением дикости интимного поведения и беспорядочной смены партнеров их многолетняя устойчивая связь выглядит особенно завораживающей и сложнообъяснимой. Казалось бы, двадцать четыре года возрастной разницы и пропасть на социально-иерархической лестнице делали маловероятной связь между преуспевающим, безупречно образованным продюсером-дельцом и малограмотной девочкой, ведущей полунищенское существование. Высоту преграды довершали пятнадцать сантиметров, на которые Софи возвышалась над невозмутимым коротышкой Карло, с его предательской лысиной и оплывшими формами. К тому же Карло был женат и имел двух детей.