Страусиная ферма
Шрифт:
– А зачем она вообще придёт?
– Ей книжка нужна Достоевского «Бесы».
– Я могу передать…
– Нет, я сама, нам ещё нужно поболтать… о своём, о девичьем…
Я открыл дверь. Это была не Таня, а Анна Трофимовна из соседней квартиры, ей нужна была мама.
– Знаю я, что без звонка вы не открываете… Звоню, звоню, а всё занято. Трубка что ли у вас плохо лежит…
Я проверил. Точно, трубка лежала плохо.
– А мама в ванной, моется.
И это было правдой. Мама мылась.
– Не дашь ли несколько лавровых листиков… Хватилась, а у меня нет.
– Конечно.
– Вот
Получив «лаврушку», Анна Трофимовна отбыла.
Без предварительного звонка по телефону мы действительно никому не открываем. Свои знали. А если звонят в дверь ни с того ни с сего, то это чужие. Просто надоело, до сих пор ходят и предлагают что-нибудь купить: картошку, постельное бельё и прочее. Или какой-нибудь социальный опрос. И кто на такие работы идёт? Ведь знают, что народ уже учёный, ни на что не поведётся… Скорее всего это приезжие, которые ещё в обстановке не разобрались… Или вот повадились уборщики лестниц звонить в дверь, чтобы им водички налили для мытья полов. Наверное, в Таджикистане или Узбекистане так принято. Мама пару раз открывала и наливала воду в вёдра, но потом не стала. Она после смены спит, а ей в дверь трезвонят. «Никто видно кроме меня не открывает… Повадились. Одна я такая добрая…»
Фильм ещё не закончился, но Лёля уже не так внимательно его смотрела, так как начала промокать ватой маску на лице. И тут одновременно прозвучало два звонка: телефонный и в дверь. Я взял трубку, мне должен был позвонить Сашка, чтобы сказать, сможет ли он завтра подвезти меня до работы. Это был он. Подвезти не мог, так как ехал с утра в другое место. К двери пошла Лёля, ведь она ждала Таню. Я слышал, как она открыла дверь и почти сразу её захлопнула.
– В чём дело? Кто это был?
– Мужик какой-то. Увидел меня и рот раскрыл от удивления…
– Немудрено. Ты себя в зеркале видела? Облезлая негритянка бело-коричневая…
– Ой у меня же маска… Да и наплевать, это же чужой был…
– Что, так ничего и не успел сказать?
– Нет. Только вот в руку сунул, – Лёля посмотрела на то, что держала в руке. – Фотографию.
Я взял у неё фотокарточку. Она была старой, чёрно-белой. На ней были две женщины и мальчик. Я пригляделся.
– Постой, а тебе не кажется, что одна из женщин похожа на нашу маму в молодости?
– Я же её не рассматривала, дай погляжу…
Тут открылась дверь ванной комнаты и из неё появилась мама.
– С лёгким паром! – сказали мы с Лёлей хором.
– Спасибо. Что тут у вас? Звонки какие-то…
– Мам, а это не ты случайно? – спросила Лёля, подавая фотокарточку.
– Я. С моей четвероюродной сестрой из Эстонии и с её сыном. Вы что в моём альбоме рылись?
– Нет. Мне это фото какой-то посторонний мужчина через дверь дал…
– Разыгрываете?
И тут опять раздался звонок в дверь. Мы переглянулись. Мама пожала плечами и пошла открывать прямо в таком виде, в каком вышла из ванной комнаты: в халате и с полотенцем на голове. Лёлька вернулась к телевизору и прибавила звук, так как на экране появились цыгане и запели. Я подошёл поближе к входной двери и услышал запинающийся мужской голос:
– Извините, пожалуйста, если
– Ой, – сказала мама. – Серёжка, ты что ли? Ну не ожидала…
И тут из комнаты послышалось: «Друзей встречает песнями цыганская семья… К нам приехал наш любимый, Сергей Сергеич дорогой…» От двери послышалось:
– Сергей Сергеич, он самый, Любимов.
– Заходи, дорогой…
Именно так, под цыганские напевы Сергей Сергеевич появился в нашей жизни.
Моему забору двоюродный плетень
В прихожую вошёл полноватый мужчина среднего роста. На вид ему было лет пятьдесят. В стильном пуховике, явно из последней коллекции моделей, в джинсах, со спортивной сумкой через плечо и с пакетом, из которого он вытащил хорошо укутанный в бумагу букет.
– Это Вам, тётя Лида.
– Спасибо. Каким ветром… к нам? Проездом? Я ведь о тебе только и знаю, что давным-давно, лет двадцать назад ты в Европу уехал… Раздевайся, проходи… Что это мы в прихожей… Ваня, который час? Анна Трофимовна ещё, наверное, не спит…
– Не спит, конечно. Недавно за лавровым листом приходила.
– Сейчас я ей позвоню… Надо договориться.
Когда к нам приезжали гости, мама всегда ночевала у Анны Трофимовны, которая жила одна в двухкомнатной квартире.
– Сергей, знакомься. Это мой сын Ваня, а чумазая, что тебя не пустила, моя дочь, Оля. Ночевать будешь в этой комнате, а они в соседней.
– Я может в гостиницу… и завтра встретимся.
– Ещё чего… Завтра мы с Ваней на работу. Он на сутки и я на сутки, Оля на учебу. Отдохнёшь… Еда в холодильнике… Что найдёшь, то и ешь… Ключи мы тебе оставим. А сейчас чай попьём, я как раз после ванны и собиралась…
От маминой бессвязной словесной атаки Сергей Сергеевич выглядел растерянным и удивлённым.
– А я думал, что Вы не работаете, тётя Лида… Разве Вы не на пенсии?
– На пенсии. Но разве на неё проживёшь… Вот и устроилась вахтёром, сутки через трое. И бросать эту работу не собираюсь. Место-то «блатное»… Не каждый пенсионер такое найдёт. Сижу в тепле, ночью читаю или носки вяжу, телевизор имеется, и поспать немного могу. Мужа моего уже лет пять как нет… Надеяться не на кого. Ванька то работает, то нет. Оля учится, в массовке подрабатывает иногда… Ой, да ты ведь не знаешь… Она у нас будущая актриса…
Мама быстро собрала на стол всё к чаю: варенье, печенье, сыр, колбасу… Мы перекусили, и мама, собрав вещи, ушла к Анне Трофимовне.
– Послезавтра, Серёжа, всё подробно расскажешь… Обо всём поговорим, всех вспомним.
Анна Трофимовна была очень хорошим человеком: добрым, отзывчивым, но вот с мужем ей не повезло. Алкоголик. И по молодости пил и на старости лет. Умер от инфаркта.
– Один только и был в нашей с ним жизни хороший период, когда он кодировался. Допился до белой горячки, испугался и закодировался. Тогда и жили мы с ним хорошо. Дачу строил. Всё своими руками… и по огороду мне помогал… А на старости лет развязал… Тянуло его к спиртному, зависимость. Ничего не интересовало, даже внуки. Не вылечиваются алкоголики. Больные люди…