Страж ее сердца
Шрифт:
— Мариус, — картинно заломила руки, — О, Пастырь, где ты был? У моей кареты сломалась ось неподалеку, до Роутона далеко… Я могу переночевать у тебя?
— Я пойду, ниат Эльдор, — упавшим голосом проговорила Алайна и удалилась.
Мариус с досадой уставился на Ровену. Какого крагха ей надо. Испортить такой прекрасный вечер.
— Я не принимаю гостей, — ответил сухо, — а тебя дома ждет муж.
— Муж… — Ровена зло сверкнула глазами, — попрекаешь меня мужем? А между прочим, я до сих пор храню твое кольцо.
Она
— Конечно, хранишь, — согласился Мариус, — еще б ты золото с камнями выбрасывала.
— Дело не в золоте, — Ровена высокомерно вскинула подбородок, — дело в уважении и памяти.
— Вот прямо в уважении…
Мариус хмыкнул.
Ему совершенно не хотелось препираться с женщиной, которую — хвала Пастырю — наконец начал окончательно забывать.
Но выгонять ее в ночь тоже казалось нехорошим решением.
Поэтому он прошел мимо нее, к лестнице. Обронил на ходу:
— Оставайся. Пойди к Марго, она выделит тебе гостевую спальню. А мне не надоедай, не забывай, что я нынче приор Роутона. Можешь и схлопотать за назойливость.
— Мариус, — возмущенно взвизгнула Ровена уже за спиной, — это, наконец, некрасиво.
— Некрасиво было найти твоего любовника в моей постели, — отрезал он, — я тебя предупредил. Не нравится — иди, ночуй в саду. Ночи нынче ясные, хоть и прохладные.
На удивление, в сон провалился как младенец. И снов не было. Только в определенный момент Мариус буквально подскочил на кровати, хватаясь за нож. Разбудило странное ощущение, что кто-то присутствовал в комнате.
И почему-то совсем не удивился, когда в лунный свет, льющийся из окна, из тени шагнула Ровена. В тончайшей сорочке, очень короткой, едва скрывающей бедра. Пышные волосы были распущены, стекали по плечам мягкой бледно-золотой пелериной, глаза блестели. Удушливой волной поплыл по спальне аромат ее духов, так, как будто она в них выкупалась.
Он раздраженно отложил нож, потер переносицу, наблюдая, как Ровена на цыпочках приблизилась к кровати.
— Какого крагха тебе от меня надо? — спросил хмуро, — не спится? Пройдись по двору, подыши свежим воздухом.
Ровена захлопала ресницами.
— Почему ты меня все время гонишь? Я и без того…
— Ну да, ну да. Пытаешься изменять своему мужу так же, как изменяла мне.
Кукольное личико Ровены жалко и плаксиво сморщилось. Но на кровать она все же залезла. Тут Мариус подумал, что неплохо бы ее выставить вон, но… не хотелось ее даже касаться, даже за руку. В душе поселилась легкая брезгливость, как если бы Ровена была толстым тараканом, отъевшимся на хозяйских харчах.
— Мариус, — прошептала она. Повела плечом, позволяя сорочке сползти вниз, — я все еще помню тебя, Мариус Эльдор. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. А тебе?
— Ну конечно
— И с кем же? — она замерла, озадаченно уставилась на него.
— Ну, как с кем. С проститутками, — с чувством сказал Мариус, — прекрасные фье, не требовательные, выполняют любой каприз.
— Врешь, — Ровена натянуто улыбнулась, — я тебя слишком хорошо знаю, ниат Эльдор, ты не из тех, кто будет таскаться по публичным домам. И постоянной любовницы у тебя наверняка не было.
— Чтобы в Эрифрее — и не было любовницы? Душа моя, ты просто не знаешь столичной жизни.
Он все ждал, когда ей надоест препираться, она оскорбится и уйдет — но Ровена не торопилась покидать спальню бывшего мужа.
Наоборот, двигаясь словно кошка, начала медленно избавляться от сорочки. Мариус прищурился на пышную грудь и с тоской подумал о том, что все же имел несчастье когда-то влюбиться в эту дрянь. Даже женщиной ее язык не поворачивался назвать.
— Чего ты хочешь? — устало поинтересовался он.
— Неужели непонятно? — проворковала она, выгибаясь в спине и принимая позу загулявшей кошки.
— Непонятно.
— Тебя. Я все еще помню тебя, Мариус. Ты не оставляешь меня в покое, в снах. И там… там мы вместе.
Он едва не расхохотался ей в лицо. Самомнение у его прекрасной бывшей жены было просто непомерно огромным, чего нельзя было сказать о ее чувстве юмора.
— Ну, — протянул он задумчиво, — прости. Ничем не могу помочь.
— В смысле?
Ровена даже забыла о той роли, что так усердно разыгрывала. Так и застыла голой на кровати, забыв о том, что нужно красиво прогнуться в пояснице, а заодно продемонстрировать внушительных размеров соблазнительную грудь.
Мариус развел руками — мол, ничего не поделаешь.
— Не могу. Во время последней битвы крагхи откусили… ну, в общем, все откусили.
На лице Ровены отразилась усиленная работа мысли.
— Не может быть, — пробормотала она, — а как же… Двуликая? Все видели, что ты запирался с ней в спальне. Мариус. Сукин ты сын, ты лжешь. Да ты просто смеешься надо мной.
Не выдержав, он расхохотался в голос. Ровену перекосило. Да, это было знатное для нее оскорбление — то, что ее не хотели.
— Мерзавец, — выдохнула она, подхватила сорочку и принялась, путаясь в воздушных рукавах, натягивать ее на себя, — чтоб тебе крагхи и правда все отгрызли.
— Иди к себе, — он махнул рукой, — иди, Пастыря ради. Не смеши меня своими жалкими потугами на игру. Ты плохая актриса, Ровена. У тебя ничего не получится. А если нужны деньги, так изволь идти работать…
— Работать? — она вдруг сорвалась на вульгарный вопль, — ты меня работать отправляешь? Мерзавец. Ненавижу тебя. Мало я тебе рогов наставила в свое время.