Страж ее сердца
Шрифт:
Мариус оборвал смех. И — тонким, безжалостным колокольчиком, напоминание о том ребенке, которому эта белобрысая тварь не дала родиться.
— Достаточно, чтоб я тобой брезговал, — тяжело произнес он, — ты ж для меня теперь как помойка. Иди к себе, дорогая, утром я лично запрягу тебе повозку, чтоб ноги твоей здесь больше не было.
— Чтоб ты сдох, — прошипела "дорогая".
И, демонстративно виляя бедрами, направилась к двери. Мариус вздрогнул оттого, как она жахнула дверью о косяк.
— Ну
Подумал запоздало о том, что надо было запираться. Но ведь и в мыслях не было, что будут ночные гости.
— Лучше б Алайна пришла, — буркнул он и снова улегся.
…А утром его разбудили вопли. Понятное дело, вопила Ровена, орала так, что стекла дребезжали. Бормоча ругательства, Мариус выбрался из кровати, набросил халат и вышел из спальни. Уже спускаясь вниз, понял, что дело плохо. И сердце нехорошо екнуло, как будто предчувствуя беду.
Действие разворачивалось в гостиной. В углу жалась Алайна, и именно на нее кричала разъяренная Ровена. Увидев Мариуса, бывшая жена торопливо отерла слезы, бросилась к нему, картинно заламывая руки.
— Мариус. Мое кольцо. Твое кольцо. Эта девка его украла. Вот видишь? Я его оставила вечером на тумбочке, а утром его уже не было.
Он посмотрел на Алайну. Она безмолвно замотала головой, молитвенно сложив руки. И было видно, что она только что плакала, а на бледной щеке алело пятно как от пощечины.
— Видишь, что бывает, когда приводишь в дом безродную девку. Может, она еще и воровка? Ты-то деньги пересчитываешь? По карманам не лазит?
Мариус бросил еще один взгляд на Алайну.
Казалось, она стремительно уменьшилась в размерах. И такая горечь в серых глазах. И губу кусает, вон, уже до крови сгрызла.
— Я… ничего не брала, — едва слышно, одними губами, проговорила она.
— Врешь. Врет она, Мариус. Посмотри, глаза бегают.
И тут его накрыло. Комната дрогнула, подернулась грязно-багровой дымкой.
— Алайна, пошла к себе, живо.
Птичка посмотрела на него с укором.
— Но я…
— Живо. К себе, — он все-таки сорвался на крик, — Потом с тобой поговорим.
Алайна вздрогнула всем телом и, прижав руку ко рту, выскочила вон.
Но Мариус только входил во вкус. Он развернулся к довольной Ровене. Один шаг — и пальцы сомкнулись на мягком и нежном предплечье бывшей жены.
— А с тобой, моя дорогая, мы пойдем искать кольцо. Да, то самое, фамильное кольцо, которое у тебя якобы украли.
— Что ты несешь? — Ровена зашипела дикой кошкой, — и правда украли. Это она его украла. Она.
— Ну конечно, — он улыбнулся.
Видать, улыбка вышла особенно зловещей, потому что Ровена вдруг осеклась и примолкла.
Мариус, не прилагая особых усилий, поволок ее за собой, в гостевую спальню. Жахнул дверью так, что побелка посыпалась с потолка,
— Ищи.
— Где? Украли его. Ты не в себе, Мариус? Ты меня не слышишь?
— Очень хорошо слышу.
— Ты мне сделал больно.
— И будет еще больнее. В твоих интересах кольцо разыскать, Ровена.
— Ты меня что, ударишь? — она всхлипнула.
— Нет, зачем. Мне это даже не нужно. Я ведь Страж, ты забыла?
Она не поверила. Разразилась рыданиями, насквозь фальшивыми, как и вся сама.
— У меня его укра-а-али, твоя девка украла…
И тогда Мариус поднял руку. Всего лишь поднял руку, вокруг которой взвилось призрачное зеленое пламя.
— Я тебе сожгу лицо, — сказал очень спокойно, — а твоему дурачку-мужу скажу, что ты сама упала на кухне в кипящее масло. Могу начать прямо сейчас, чтобы у тебя не было причины сомневаться.
Ровена взвизгнула и, опустившись на колени, принялась шарить под кроватью. А ему хотелось ее убить. Очень хотелось, чтоб дала повод сорваться окончательно.
Наконец она поднялась на ноги.
— Ну… вот, нашлось, — и глаза бегают, по-настоящему бегают, — надо же, просто закатилось под кровать… А я-то думала.
— Тебе лучше вообще не думать, это тебе не к лицу, — процедил Мариус, — а теперь…
Выхватил у нее кольцо. Схватил за руку, поволок ее, уже в голос подвывающую, к двери.
— А теперь вон из моего дома. Если еще раз сломается ось, ночуй в поле. Поняла?
— Но как же я…
— Мне плевать. Иди на конюшню, ищи Эндрю, что хочешь делай. Появишься еще раз на пороге — изуродую.
И с чувством подтолкнув Ровену о ступеней, захлопнул двери.
Сжал в кулаке отвоеванное кольцо, которое принадлежало еще бабке. Вдохнул — выдохнул. И пошел к Алайне.
Уже у ее комнаты прислушался. Внутри было тихо, очень тихо. Подозрительно тихо. И снова екнуло сердце, нехорошо так, прямо болью потянуло. Мариус постучался.
Тишина.
— Алайна. Это я. Можно войти?
Снова тишина.
— Алечка, открой. Пожалуйста. Неужели ты думаешь, что я ей поверил?
Нет ответа.
Мариус легко вынес дверь плечом и, вмиг задохнувшись от ужаса, замер посреди пустой комнаты. Окно было распахнуто настежь, и в воздухе кружилось несколько ярко-синих перышек.
— Нет. Нет-нет… Алайна, только не так…
Взгляд зацепился за сваленную в угол одежду. То самое клетчатое платье, в котором она была с утра. И нижнее белье тоже было там.
Ему не верилось, не хотелось верить в то, что она все-таки отважилась.
Да что вообще случилось?
А то, что Альку обвинили в воровстве. И она хорошо помнила, что он ей сказал тогда, в самом начале. Украдешь — сам руки поотрубаю.