Страж ее сердца
Шрифт:
— Плохая рана, долго зарастать будет.
Алька пожала плечами. У нее вообще в голове не укладывалось, как ЭТО может зарасти.
Крагх полез в свой мешок, добыл оттуда керамический горшочек, завязанный кожаным лоскутом. По комнате поплыл остро-кислый запах. Зачерпывая комковатую мазь устрашающего черного цвета, Эрвих обильно наложил ее прямо на открытую рану, и накрыл сверху чистыми кусками полотна.
— Ну, вот и все, светлейшая.
— Все? Это — все?
— Снадобье, — напомнил старик, — каждый час по глотку.
Нырнул еще раз в мешок, достал бутылочку зеленого стекла и протянул
— Деточка, подай мне палку и проводи меня.
Алька опомнилась.
— Спасибо, спасибо вам.
Лекарь пожал плешивыми, с выпавшими перьями, плечами.
— Спасибо скажете, светлейшая, когда ваш раб на ноги поднимется. Сейчас рано еще благодарить. Ничего еще не решено.
И, почтительно поддерживаемый под локоть Арианной, вышел.
Алька же, плотнее притворив дверь, вернулась к кровати, где, укрытый легким покрывалом, часто и быстро дышал страж. Вспомнила о чистой одежде. Механически, бездумно, стянула грязное, вновь одела шаровары, кое-как обмоталась тканевой полосой. И все это — не отрывая взгляда от бледного лица Эльдора.
Она осторожно примостилась рядом на кровати, обняла одним крылом, а второе расправила по полу.
Бутылочку оставила рядом с подушкой, положила голову набок — так, чтоб видеть строгий профиль. Накатила такая тоска, что хоть вой. Не поймешь этих мужчин: то проводит ночь с Ровеной, то лезет за Пелену, прекрасно зная, что ничего хорошего там не ждет. И как теперь к нему относиться, когда жизнь разносит их все дальше и дальше друг от друга?
Где-то в глубине души — как и всякая молодая девушка — Алька мечтала и о приличном мужчине, принимать ухаживания которого было бы приятно, и о красивом свадебном платье, и о карете, украшенной цветами, и чтоб запряжены были белые лошади. Наверное, она бы и влюбилась в Эльдора, со всей своей нерастраченной страстью, и отдала бы ему себя с радостью, но… Жизнь все расставила по местам — тут Алька невольно усмехнулась — от нее ждут маленьких крагхов и брака с двумя мужчинами. Дивный повод спуститься с небес на землю.
Она кончиками пальцев обрисовала жесткую линию скул Эльдора.
Только не умирай, пожалуйста. Будь счастлив где-нибудь… пусть и с другой, но не умирай.
А в ушах медным гонгом отдают слова — я нашел тебя. И слова эти греют душу и почему-то дают надежду на то, что очень скоро все сложится. Хотя и непонятно, как тут вообще что-то может получиться.
Алька осторожно приподняла голову Мариуса и влила порцию снадобья из бутылочки ему в рот. Вытерла темно-зеленую каплю на губах, потом подумала, что наверняка у Мариуса жар, и оттого озноб. Еще крепче обняла крылом, прижимаясь и согревая. И сама не заметила, как провалилась в дрему. Потом проснулась словно от толчка, с внутренней дрожью прислушалась к дыханию раненого. Ей показалось, что он задышал спокойнее и глубже.
— Ну-с, ниат Эльдор, еще глоточек, — прошептала Алька.
И едва не выронила бутылочку, когда черные ресницы затрепетали. Мариус глубоко вздохнул, дернулся всем телом и открыл глаза. Алька отпрянула. Еще вообразит себе невесть знает что.
— Алайна, — прошептал он едва слышно.
— Да, я здесь, — отстранившись, она уже чувствовала себя менее уязвимой.
— Ты…
И столько чувства было в его словах, что Алька закусила губу. Чтоб не разреветься. Внезапно ее бегство, ее поступок показались ей мелочными и совершенно глупыми.
— Вы поверили своей жене, — сердитым шепотом сказала она, вглядываясь в темные глаза Эльдора и с ужасом понимая, что тонет, вязнет в их кофейной тьме.
— Как ты могла… подумать так? Я поверил… только тебе, птичка. Видишь, даже пришел за тобой, потому что не хочу больше… без тебя.
— Я здесь принцесса, — брякнула Алька невпопад, — видите, здесь мое место.
Он закрыл глаза, помолчал, словно собираясь с силами.
— И ты думаешь, что тебе здесь все рады?
Те же слова, что и в том сне…
— Может, и рады, — буркнула Алька, уже начиная сердиться — на себя и на него. На себя за то, что, выходит, сглупила. А на него — за то, что мягко указал на это.
— Я хочу, чтобы мы вернулись, — тихо, но твердо сказал Мариус, — ты приняла слишком поспешное решение.
— Кем мы будем там, если вернемся? Вы — приор Надзора, а я — Двуликая… нет, даже не двуликая, самый настоящий крагх.
— Ответ на этот вопрос, возможно, здесь. За Пеленой.
Алька передернула плечами. Наверное, она еще не была готова обсуждать такие важные вопросы.
— Вам нужно выпить снадобье, ниат Эльдор. Рана…
— Не беспокойся, — он слабо улыбнулся, — все заживет. Я же Страж, помнишь? Магистр сделал из меня совершенного воина с очень быстрым восстановлением.
Мариус, скрипнув зубами, вдруг приподнял руки, снял с мизинца кольцо.
— Дай свою ручку, Алайна.
У Альки в животе словно все сжалось в тугой ледяной комок. Безумец, он просто безумец. Не ведает, что творит. Приор и двуликая, ничего смешнее и трагичнее не придумаешь.
Но на ее безымянный палец, удачно миновав черный загнутый коготь, идеально сел тяжелый перстень с крупным раухтопазом, ограненным в форме кабошона. Камень будто был зажат в тонких завитках-веточках, на которых брызгами сверкали крошечные бриллианты.
— Алайна Ритц, я хочу, чтоб ты стала моей женой.
"Какое безумие, — мелькнула мысль, — какое красивое и сладкое безумие"
Но вместо ответа Алька тихо спросила:
— Это что, то самое кольцо?
— Да… — кажется, Мариус начал уставать, — оно передавалось в моем роду из поколения в поколение. Теперь оно твое… независимо от ответа.
Алька зажмурилась. Это было похоже на то, как входишь в быструю и холодную речку. Внутри все трепещет и замирает, но вместе с тем — страшно и заманчиво, и хочется махнуть рукой и воскликнуть "что-нибудь да будет".
— Приор Эльдор, вы сумасшедший. Я даже не представляю, что творится в вашей голове, если вы делаете предложение мне и в такой обстановке.
Он неотрывно смотрел на нее.
— Я всего лишь отдаю себе отчет в том, что происходит со мной и вокруг меня. И, наконец, что тебя смущает? Я могу жениться, на ком хочу. Ты, конечно… хм… весьма перната, да. А обстановка — ну что обстановка? Располагает. Вполне.
Глаза Эльдора смеялись, и Алька вдруг подумала, что он точно выживет. Когда умирают, нет такого огня во взгляде.