Страж. Тетралогия
Шрифт:
— Все, — сказал Рансэ, улыбаясь, и на его губах выступила кровь. — Теперь все!
— Дай я посмотрю рану, — сказал я.
Он отпихнул мою руку:
— Уже неважно. Проваливай. И сумку возьми.
Он захлебнулся кровью, закашлялся, с вызовом усмехнулся мне:
— Отлично мы сработались, а?
Я кивнул, глядя как Рансэ, нетерпимый, мстительный и самый резкий из всех стражей, кого я знал, умирает.
— Окажи услугу, Людвиг.
— Все, что угодно.
Он закрыл глаза, и я видел, как кровь толчками течет из его раны. Он поднял отяжелевшие веки:
— Покаянный псалом.
— Я не священник.
— Неважно.
Чувствуя горечь, я перекрестился и произнес:
— De profundis clamavi ad te, Domine; Domine, exaudi vocem meam… [64]
Жассен, приграничный с Прогансу город на северо-западе герцогства Удальн, встретил меня дождем. Проповедник, молчавший всю дорогу, посмотрел на низкие небеса, сокрушенно качая головой:
— Непогода держится уже неделю. Пока ты доберешься до Ливетты, сам превратишься в воду.
64
Из глубины взываю к тебе. Господи! Господи, услышь голос мой (лат. Пс. 129. 1–2). Начало покаянного псалма, отходной молитвы, которая читается над умирающим.
Я вышел из дилижанса, захлопнул дверцу и подошел к зданию с вывеской «Фабьен Клеменз и сыновья». Вид у меня был не слишком презентабельный, кровоподтеки на лице еще не сошли, так что охранники вели себя с подозрением, пока не проверили мою личность.
Серый, ничем не примечательный клерк с улыбкой встретил меня за стойкой:
— Господин ван Нормайенн, наша фирма очень рада вашему визиту. Чем мы можем вам помочь?
Я вытащил из сумки книгу в обложке из красной кожи:
— Мне нужно, чтобы вы переправили срочную посылку по вашим каналам. Это возможно?
— Вполне. Если, конечно, вас не смущает цена. — Он достал чернильницу и перо. — Кому предназначается посылка?
— Госпоже Мириам фон Лильгольц, магистру Братства стражей. В Арденау.
История третья
ВИЗАГАН
Деревня на границе герцогства Удальн и Кантонских земель название носила изумительное и очень точное — Дыра. Когда Проповедник услышал его, то хохотал, как сумасшедший, валяясь на лужайке перед домом старосты — полуразвалившейся хибарой, которая, на мой взгляд, не пережила бы даже одной зимы.
Оказался я в этой… дыре после того, как пересек герцогство, направляясь в Литавию. По пути мне пришлось задержаться в Эрленхофе, чтобы разобраться с двумя убавляющими плоть, устроившими логово в центре города, на складе, где хранили зерно. После того как с делами оказалось покончено, я решил двигаться через Совиную пущу, стараясь как можно быстрее добраться до цивилизации, сесть на дилижанс в одном из западных кантонов и рвануть в Ливетту, где меня ждала Гертруда.
Но, к сожалению, из этой затеи ничего не вышло. Случилась неприятность, о которой меня предупреждала София, пришлось побегать, поплутать, и я выбрался восточнее тракта, в местности дикой и не слишком дружелюбной. В этой глуши, среди многочисленных рощ, пущ и курганов, натыканных здесь, точно грибы после дождя, очутиться рядом с Дырой оказалось самой настоящей удачей.
— Готов поспорить с Пугалом на свою рясу, что ты тут надолго не задержишься, — сказал мне Проповедник.
— Не задержусь, — ответил я. — Не вижу причин подвергать опасности жителей.
— Да их тут человек пятнадцать от силы. Ни церкви, ни трактира. И все, как один, — угрюмые крестьяне. Скорее это ты подвергаешь себя опасности, находясь рядом с ними, а не они, пребывая рядом с тобой.
Ну, в общем-то, он прав. Народ здесь проживал не слишком приветливый, а мои сапоги и сумка через плечо привлекали слишком нездоровое внимание местных. Уверен, они давно бы стали владельцами этого имущества, если бы не палаш у меня на поясе и легкий арбалет за спиной. Впрочем, и они их надолго не остановили. Мужики покумекали, почесали в затылках и разбрелись по сараям, вернувшись назад кто с вилами, кто с цепом. Они старательно делали вид, что взяли их не по мою душу, и набирались храбрости для того, чтобы навалиться на меня гурьбой.
Я разрушил все их радужные мечты, когда один из них, самый глазастый, разглядел кинжал с сапфиром. Здесь стражей всегда считали кем-то вроде колдунов, с той лишь разницей, что мы начинаем вредить, если нас задеть или же прикончить. К счастью, местные суеверия иногда идут нам на пользу.
После этого мужиков как ветром сдуло. Остался лишь староста, смотревший недобро и раздраженно.
— Чего тебе? — спросил он. — Нет тут никаких темных душ, страж.
— Я ищу дорогу в Грифау.
— Туда, — махнул он в сторону мрачного леса. — Четыре дня пешком мимо курганов и заброшенного монастыря. Дурное место. Иди лучше назад в Эрленхофе. А оттуда за недельку до Грифау доберешься.
— Почему дурное?
— Иные существа там себя как дома чувствуют. Десять лет назад двоих наших поймали, кожу спустили. Мы далеко в курганы не ходим.
— Иных существ и вокруг полно. Небось, пытались у степняны волосы отрезать, вот она их и приголубила, — сказал Проповедник.
— Мне нужен крест.
Староста нахмурился:
— Своего, что ли, нет?
Я молча вытащил из-за ворота нательный крестик, и он перестал дергаться:
— Тогда зачем тебе?
— Сам сказал, место дурное. Я заплачу.
Он поколебался, вошел в свою разваливавшуюся домину и вернулся с крестом величиной чуть больше моей ладони. Тот, кто его сделал, был хорошим мастером. Темное серебро давно не чистили, но я на это плевать хотел. Крест как раз такой, какой мне нужен, и явно попал в руки к этой шельме не слишком законным путем. Думаю, он был дороже всего, что можно найти в этой деревне.
— Подходит? — спросил меня староста.
— Вполне.
— Два гроша.
Крест был мне нужен позарез, и я бы отдал два золотых не торгуясь, но стоит ему показать, что я покупаю, не скупясь, — и он сочтет, будто у меня куча денег. А жадность, как известно, перебарывает даже самый лютый страх перед любыми суевериями, колдунами и стражами. Перед всей деревней я не устою.
— Один грош.
— Не пойдет, — не согласился он.
— Тогда обойдусь без креста, — сказал я, закидывая сумку на плечо. — Счастливо оставаться.
— Постой! — тут же сдался он, понимая, что в следующий раз продать эту штуку у него получится лет через сто. — Уговорил. Один грош.
Мы совершили обмен, я убрал крест и, не прощаясь, пошел прочь. Выбрался в огороды, стараясь не наступать на грядки, пересек их, перебрался через плетень и направился к далеким курганам, чьи верхушки торчали над березовой рощей.