Страж. Тетралогия
Шрифт:
— Скажи, дитя, — обратился он к ней. — Ты видела темные души?
Говорил он тихо, и ей пришлось сделать шаг к нему, чтобы его расслышать.
— Нет, — ответила Ханна.
В принципе тут Проповедник должен был предложить ей открыть шкаф и познакомиться с Пугалом, но он, по счастью, не умеет зло шутить.
Законник произнес:
— Отличный клинок и великолепный оружейник. Лучший из существующих, я бы сказал. — Его пальцы в перчатках скользили по гарде. — Глубочайшая тьма клинка, сапфир один из самых чистых, очень четкая звезда. Тонкая, искусная работа и вместе с тем никаких вычурных изысков или роскоши, которую я встречал в оружии некоторых ваших магистров. Клинок для того, кто работает, а не ходит на парады и приемы. Поздравляю, вам очень с ним повезло. Вы знаете, как создают кинжалы? — внезапно спросил он.
— Трудом и терпением.
Законник усмехнулся, поняв мое нежелание обсуждать эту тему. О кузнецах, чьи семьи ведут свою историю от времен Христа, ходит много легенд. Эти люди передают свои знания из поколения в поколение, делясь секретами лишь с наследниками. Никто, кроме них, так и не понял, как создать клинок, способный отправлять темные души в ад и накапливать силу для своего хозяина, который может обратить ее в жизнь.
— Эти люди не делятся секретами и стараются не показываться на глаза другим, потому что желающих обрести такой клинок — сколько угодно. Лишь несколько магистров знает, где живут кузнецы. По мне, так их местонахождение — один из самых оберегаемых секретов в мире. И охраняют их — дай боже. Церковь взяла на себя эту обязанность еще во времена императора Константина и до сих пор несет стражу, раз в год позволяя магистрам приехать, сделать заказ и забрать предназначенные для выпускников кинжалы.
— Как я вижу, вы не слишком интересуетесь историей создания этого оружия, господин ван Нормайенн.
— Напротив. Я достаточно знаком с историей, чтобы не интересоваться ею глубже, чем следует. Чего и вам советую.
— Вы не возражаете, если кинжал проверит моя ученица?
— Это слишком ценная вещь, чтобы доверять ее неопытному человеку! Скажи ему, Людвиг! — возмутился Проповедник, словно это он рисковал оружием.
Девчонка от этих слов смутилась еще сильнее.
— Поверьте, у Ханны достаточно опыта, — вступился за нее учитель. — Она уже делала это не раз, и вам совершенно нечего опасаться. К тому же даже глубокая проверка не может испортить клинок, не говоря уже о такой рядовой процедуре, как у нас с вами.
Я пожал плечами, показывая, что не возражаю и ожидаю лишь одного: чтобы они как можно быстрее убрались и оставили меня в покое. Не знаю, насколько Пугалу хватит терпения торчать в этом чертовом шкафу.
Получив разрешение, девушка села между нами, достала из сумки латунные тиски на тонкой витой ножке. Собрала их, установила на столе, положила в них кинжал, крутанула колесико, закрепляя оружие параллельно полу, на уровне своих глаз. Мягкой кисточкой с красноватыми волосками осторожно прошлась по лезвию, смахивая несуществующие пылинки.
Удивительно, но, как только она занялась работой, всю ее неуверенность словно ветром сдуло. Она была сосредоточенна, серьезна и полна решимости довести дело до конца. Четкие, аккуратные движения и ловкое использование фигур. Не сложных, можно сказать примитивных, но этих рисунков я не понимал, потому что никогда не создавал ничего похожего.
Когда лезвие кинжала стало еще более темным, чем обычно, и вокруг него начались едва видимые для глаза завихрения силы, Ханна достала из сумки узкий пенал, сделанный из орехового дерева, открыла его, установила линзу из зеленоватого стекла. Вторую, в тонкой оправе, она водрузила себе на нос, так, чтобы увеличительное стекло закрывало ее левый глаз, и, наклонившись вперед, стала изучать кинжал.
Проповедник смотрел на таинство во все глаза, господин Хюбер с гордостью, я равнодушно. Она знала дело, и у меня больше не было тревоги, что кинжал будет поврежден.
— Этот дом служит каликвецам приютом. Вы их гость, господин ван Нормайенн? — поинтересовался законник.
— Да.
— Помогаете монахам?
Я изобразил удивление:
— А им нужна помощь?
— Ну, иногда она всем требуется. Я слышал, что двое стражей как-то помогли клирикам в Дерфельде. Дело было связано с какой-то чертовщиной.
— А я, представьте, слышал, что там была представительница Ордена Праведности. Наверное, от нее вы и узнали эту историю?
Он рассмеялся, не говоря ни «да», ни «нет». Никакой тайны из того, что произошло на Чертовом мосту, никто из нас не делал, и лично я не удивлен, что Франческа доложила своему начальству о происшедшем. Мы с Львенком сделали то же самое.
Над кинжалом появилась маленькая голубенькая искорка, задрожала, погасла, вновь появилась, налилась цветом и медленно, неспешно поползла от кончика к гарде, а затем в обратном направлении. Девушка не шевелилась и, казалось, даже не прислушивалась к нашему разговору. Впрочем, быстро закончившемуся.
Проповедник ерзал на кровати и то и дело косился на шкаф. Очень недвусмысленно косился, и мне хотелось снять ботинок и запустить в него, чтобы он перестал привлекать чужое внимание к тому, к чему не следует. Пугало все еще оставалось терпеливым, сидело тихонько, точно черт в табакерке, и пока выскакивать не планировало, за что я ему был благодарен.
У Ханны через двадцать минут побелели губы, а на висках выступили капельки пота. Эта проверка далась ей тяжело, но она не жаловалась. Упорная. Жаль. Очень жаль, что мы не нашли ее первыми.
— Я знаю, о чем вы думаете, господин ван Нормайенн, — сказал мне законник. — Вы даже не пытаетесь скрыть сожаления.
Я посмотрел ему в глаза:
— Не хотел вас оскорбить.
— Что вы. Это не оскорбление. Вы оказываете мне честь, давая такую высокую оценку моей ученице, раз считаете, что Братство многое потеряло, лишившись ее.
Он и вправду прекрасно прочитал мои мысли.
— Не знаю, как много потеряло Братство и насколько хороша ваша подопечная, но я всегда испытываю сожаление, когда вижу, как потенциал пропадает впустую, доставаясь Ордену Праведности.
— Вы нас не любите.
— Мне не за что вас любить, впрочем, как и вам нас, наверное. Лишь однажды в жизни законница была на моей стороне и дралась со мной плечом к плечу. Во всех остальных случаях вы мешаете делать стражам их работу, господин Хюбер.
— Мы не мешаем. Мы контролируем. В истории уже был случай, когда стражи забрали слишком много власти и нарушили законы мирские и божьи. Никто из ныне живущих не желает, чтобы это произошло еще раз.
— Такое больше не случится. Вы это прекрасно знаете.