Страж. Тетралогия
Шрифт:
Ее лицо исказилось от обиды, и она прошипела:
— Ты действительно так и не понял, что тогда произошло?! Из-за чего они стояли на ушах?
— Понял. Испугались нового мессии и того, что он может научить других людей снимать грехи с людских душ. В перспективе Братство стало бы никому не нужно.
Она дважды беззвучно хлопнула в ладоши:
— Потрясающе! Ты увидел мышь, но не заметил кошку. Никто из тех, кто был в курсе ситуации, не боялся далекого будущего. Мы опасались настоящего. А оно таково: картограф по какой-то насмешке судьбы мог очищать души стражей. Но он забирал не только наши грехи, но и наш дар. Мы становились обычными людьми, такими, как тысячи других обывателей, Людвиг. Лишившись дара, мы не могли делать свою работу. А теперь только представь, что бы было, если бы его, к примеру, захватил Орден? И использовал против нас. А если бы картограф научил кого-то и появилось несколько таких людей? Десяток? Сотня? Армия! Мы были бы уничтожены, словно город, в который попал человек, зараженный юстирским потом.
— И многих ли стражей Хартвиг лишил их работы?
— Слава богу — ни одного.
— Тогда прости, но твои слова не более чем нелепая фантазия.
— Одна такая фантазия служила последнему потомку императора Константина. И когда Братство не вернуло ему кинжал, на который претендовал король Прогансу, в дело вступил такой же, как твой Хартвиг. Четверо магистров и опомниться не успели, как лишились своего дара. Тогда его убили вместе с королем, и завертелась вся эта каша. Теперь, помня о прошлом, Братство не стало ждать начала эпидемии, а уничтожило больного до его появления в городе. — Она с вызовом посмотрела на меня. — Считаешь, что в Арденау ошиблись?
Я вздохнул, встал из-за стола, так и не притронувшись к бокалу вина:
— Не имеет смысла терять время на споры. Магистры увидели опасность. Реальную или мнимую, не мне судить. Но человек, который мог сделать мир чуть лучше, мертв. И мне жаль того, что теперь никогда не случится.
— Боюсь, я не смогу тебя понять, Людвиг. Мы стали слишком разными, — с грустью сказала она. — Когда ты уезжаешь из города?
— Еще не решил, — честно ответил я.
— Останься. Мне нужна твоя помощь, и ты единственный, кому я могу доверять здесь. Обещай, что примешь взвешенное решение.
Я посмотрел в ее глаза и вопреки своему желанию отказать кивнул…
Проповедник сидел на первом этаже, в аптеке. Он дипломатично не стал слушать наш разговор с Кристиной и сейчас занимался тем, что с ненавистью посылал проклятие за проклятием на голову Вальтера, который, не замечая светлой души, негромко беседовал с седобородым аптекарем.
— Ван Нормайенн. — Колдун встал, закрывая мне выход. — Мы плохо начали. Быть может, сейчас самое время все исправить?
— Угольев тебе надо в глаза напихать, дьявольское отродье! — бесновался Проповедник.
— Не думаю, — холодно произнес я.
— Ну хотя бы на время. Чтобы не расстраивать чудесную Кристину.
Я шагнул к нему навстречу и сказал так тихо, чтобы слышал только он:
— Я не верю ни одному твоему слову. И ты жив только потому, что она меня остановила. Поэтому с дороги. Пока я не убил тебя за то, что ты делал со стражами.
Он усмехнулся, сделал шаг в сторону и, когда я уже выходил, крикнул мне в спину:
— Подумай о том, что я сказал! Адские врата! В одном из наших городов. И когда они откроются, поблизости не окажется ангелов, которые стерегут покой человечества на востоке. Мы будем предоставлены сами себе!
Я писал быстро, то и дело окуная перо в чернильницу, и Проповедник, узнавший основное содержание нашего с Кристиной разговора, поинтересовался:
— Для чего все это?
— Конкретизируй, — попросил я его.
— Письмо. Зачем оно?
— Потому что создалась опасная ситуация. И если со мной что-то случится, хоть кто-то должен быть в курсе того, что здесь происходит.
— Гертруда не будет счастлива.
Я поднял на него взгляд:
— Надеюсь, она ничего не узнает. Не желаю впутывать ее в это.
— Тогда кому же ты пишешь?
— Мириам. Братство должно быть готово к неприятностям, если клирики решат спросить о Кристине и ее делах.
Он помолчал, слушая, как скрипит перо:
— Этот Вальтер, он как бешеная собака. Его надо убить.
— Приятно знать, что мы сходимся во мнениях и не думаем о библейских заповедях. — Я дал чернилам высохнуть. — Но беда в том, что у него есть информация. О том же темном кузнеце.
— Ты не думал, что он врет?
— Насчет адских врат? Вполне возможно. Но одно не отменяет другого. Похоже, он действительно ищет темного мастера. И если не для убийства, то для своих целей. Или чьих-то еще. Кристина уверена, что они почти нашли кузнеца. Разумно было бы находиться рядом с ними.
— Твоя бывшая напарница — сумасшедшая.
— Она бы не ввязалась в эту историю, если бы не верила в то, что говорит.
Я сложил бумагу, убрал ее в конверт.
— Как Кристина лишилась пальцев?
— Когда начала работать одна, — неохотно ответил я.
— То есть без тебя?
— Да.
Он понял, что я не желаю продолжать эту тему:
— Я сходил глянул на место, где якобы был ангел. Толпища, как перед райскими вратами. Солдаты, зеваки, молящиеся, священники. Вся эта людская масса кричит, гудит, орет, поет и едва ли не лает. И все ради одного отпечатка босой ноги, оставшегося на брусчатке.
— И чем же он необычен?
— Тем, что вплавлен в черный камень, а сам ослепительно-бел. И говорят, что благоухает жасмином.
— Жасмин в конце зимы — это похоже на чудо. — Я запечатал конверт алым сургучом.
— И за право прикоснуться губами к этому чуду дерутся. А некоторые продают свое место в очереди за десять дукатов.
— Было бы странно, если бы забыли о наживе, — меланхолично произнес я.
Мы, люди, всегда найдем что продать и что купить. Еду, земли, титулы, звания, святые мощи или место поближе к райским вратам.
— Сегодня я возблагодарил Господа, что умер. Право, будь я жив, черта с два смог бы добраться до реликвии и увидеть святую Джулию.
Я убрал письмо за голенище сапога:
— А это еще кто?
— Слепая девочка, с которой говорил ангел.
— Что, уже была канонизация? — с иронией произнес я, и так зная ответ.
К лику святых причисляли не раньше чем через пять лет после смерти претендента, и чтобы достичь столь высокого звания — слов о том, что говорил с ангелом, недостаточно.