Страж
Шрифт:
— Когда же вы расскажете мне, почему позвонили? — спросил Эзра, не в силах более сдерживаться. — Это ваша собственная идея или кто-то вас надоумил? Ваш итальянский друг, к примеру?
Эти вопросы произвели на Картера сильное впечатление. Парень, конечно, был странноватый, но интуиция помогала ему почти всегда попадать в точку.
— Да. Я позвонил вам после разговора с Руссо. Я навещал его в больнице сегодня утром.
— Что он сказал?
Картеру не хотелось даже думать об этом. Но когда он, навещая Руссо, упомянул о том, что познакомился с человеком,
— Он хотел, чтобы я поговорил с вами и узнал, что вам известно.
— И все? — спросил Эзра.
— Сам он пока говорить не может. Легкие и голосовые связки у него пострадали при пожаре. Он способен произнести только несколько слов.
— Как только ему станет лучше, я бы очень хотел сам с ним поговорить. Вы дадите мне знать, когда это будет возможно?
Картер кивнул, хотя ему до сих пор казалось, что Эзра — последний человек, который узнает от него об этом.
— В один прекрасный день мне понадобится посидеть с ним и обсудить некоторые мои теории.
— Теории? Какого рода?
Эзра некоторое время молча гонял вилкой по тарелке зернышки риса. Видимо, соображал, как лучше подойти к тому, о чем он собирался сказать.
— Сознание вашего друга приоткрылось в результате ужасных обстоятельств. Но насчет вашего сознания и восприятия мне пока трудно судить. Вы — ученый, — проговорил Эзра, по-прежнему не отрывая взгляд от тарелки. — А по моему опыту обычно это означает, что сознание у человека закрытое.
Картер возразил:
— А по моему опыту это как раз наоборот. Ученые, позвольте заметить, это люди, отличающиеся самой большой широтой взглядов, самые любознательные люди на свете.
— Это так только до той поры, пока возникающие перед ними вопросы приводят их к тем ответам, которые они ожидали получить, — отозвался Эзра. — Только до той поры, пока они находят то, что ищут, в тех местах, где ожидали найти.
Не желая полностью переходить в оборонительную позицию, Картер задумался над репликой Эзры… и неожиданно увидел в ней зерно истины. Разве его находки в «Костяной шахте» не отвергались поначалу большинством его вышестоящих коллег? Разве он и другие палеонтологи не наталкивались на упорное сопротивление гипотезе о том, что современные птицы — прямые потомки динозавров? Разве теория геохронологии, под которой он готов был подписаться, не пробивала себе до сих пор дорогу к всеобщему признанию?
— Хорошо, — покладисто произнес Картер, — я знаю, к чему вы клоните. Готов признать: я и сам порой ощущал в себе сопротивление новым идеям.
Эзра равнодушно фыркнул.
— Но любой хороший ученый, — продолжал Картер, — будь то астроном или палеонтолог, на самом деле хочет докопаться до истины. Он хочет узнать, о чем говорят собранные эмпирическим путем данные. Он не заинтересован в том, чтобы подгонять отдельные случаи под ту или иную теорию — до тех пор, пока он не увидит закономерность или идею, придающую смысл всему в целом.
— Но это предполагает, что он знает, куда смотреть. Знает, какие данные собирать и как их связывать между собой.
— Да, конечно, — сказал Картер, гадая, как может быть иначе. — Тот ученый, который не знает, какой материал имеет отношение к его работе, никогда ни к чему не придет.
— Полагаю, что вы, например, считаете, что вам это известно? Вы верите, что знали обо всем, что может иметь отношение к вашей работе с той окаменелостью?
Опять окаменелость.
— Да. Думаю, я знал обо всем.
— А знали ли вы о том, что в ту самую минуту, как в вашей лаборатории прогремел взрыв, зазвонили колокола во всех церквях города?
Картер вспомнил, что слышал об этом по радио, когда они с Бет ехали в машине Бена и Эбби, возвращаясь из загородной поездки.
— Да. Это было что-то вроде хеллоуинской шутки.
— Шутка это была или нет, с этим еще предстоит разобраться.
— А вы думаете, что колокольный звон как-то связан с моей работой? — недоверчиво осведомился Картер. — Хотите сказать, что взрывная волна вызвала что-то вроде резонанса и из-за этой вибрации зазвонили церковные колокола по всему Нью-Йорку?
Эзра неожиданно резко наклонился вперед, локтем отодвинув в сторону тарелку.
— Вы понятия не имеете о том, что я об этом думаю! Доказательства смотрят вам прямо в лицо, а вы даже не хотите взглянуть на них.
Картер вспомнил цитату из Ницше насчет взгляда в бездну.
— О каких доказательствах вы говорите?
— Вы полагаете, что эти два события — простое совпадение?
— Да, именно так я и полагаю. Какая между ними может быть связь?
В глазах Эзры пылал огонь осуждения или… безумия. Картер видел, что в его собеседнике происходит внутренняя борьба, он пытается принять решение. Он словно бы оценивал Картера и гадал, стоит ли рассказывать ему о том, что он больше не мог скрывать. В конце концов, поборов последние сомнения, он произнес:
— Пойдемте со мной.
Эзра бросил на стол салфетку, встал и стремительно вышел из столовой. Картер пошел за ним. Он понятия не имел о том, что происходит, чего ожидать, но если он что-то и вынес из разговора с Эзрой, так это то, что лучше «приоткрыть сознание». Что бы тот ни собирался ему показать, Картер почти не сомневался, что воспринять это ему будет непросто.
В конце длинного коридора Эзра остановился и отпер дверь. В собственной квартире он запирал свою комнату на замок? Чем дальше, тем больше Картер убеждался в том, что имеет дело с параноиком. Как только Картер переступил порог, Эзра сразу же запер дверь.
— Я должен предпринимать определенные меры предосторожности, — сказал он.
Картер кивнул, словно и вправду понял, в чем дело. Он оказался в большой, хорошо обставленной спальне, но здесь не было ничего, что показалось бы ему странным или особенным.
Если Эзра собрался ему что-то показать, значит, это, скорее всего, находилось в соседней, смежной комнате.
— Прежде чем я покажу вам это, — сказал Эзра, — вы должны пообещать мне, что никому об этом не скажете. Обещаете?