Стража Колдовского мира
Шрифт:
Четверо мужчин взяли на себя обязанность по очереди стеречь лагерь, чтобы дать женщинам выспаться. Инквита опять выдернула из плаща длинное перо и провела им по земле, очертив стан защитным кругом. Одгу уложили между шаманкой и Фрост, а возле неё, как всегда, пристроилась Канкиль.
Сжавшись в комочек, Трусла сидела на палубе корабля, ветер хлопал над нею парусами. Стон стоял в воздухе от шума и гама, отовсюду неслись крики и вопли, и Трусла поняла, что перед нею кипит битва.
Салкары, с искажёнными злобой лицами, яростно сражались с салкарами.
Трусле были знакомы их лица. Усилием воли она заставила заработать ставшую вдруг неповоротливой память. Кто тот, маленький? Это — Джоул. Кто такой Джоул?
Из круга зрителей снова послышались крики. Часть подбадривала Джоула. Другие кричали что-то обидное, и тот высокий, чью сторону они взяли, это… Это был капитан Стимир!
Воздух струился ненавистью, пронзительной и резкой, как ветер. Двое бойцов в середине медленно кружили друг возле друга, пожирая глазами противника, в каждом мускуле их напряжённых тел чувствовалась решимость биться насмерть.
«Убей! Убей! Перед тобой твой заклятый враг, его жизнь в твоих руках! Убей его, если ты настоящий мужчина!»
Трусла жалобно застонала, сжав голову руками. Этот приказ она услышала не откуда-то со стороны, как все обычные звуки, — он звенел у неё в голове. Трусла мало разбиралась в правилах поединка на мечах и знала лишь то немногое, чему научилась, наблюдая за упражнениями Симонда и его отряда. В Торе не существовало тонкостей дуэльных обычаев. Но Трусле показалось, что силы бойцов слишком неравны. Стимир был великаном по сравнению с Джоулом. Однако приземистый Джоул обладал таким проворством и ловкостью, что Трусле исход поединка казался предрешённым заранее.
Джоул сжался в комок, присев до самой земли, а затем прыгнул высоко, как лягушка, взмах его топора пришёлся почти по ногам Стимира, в то же время капитан Стимир едва не пронзил мечом противника, и того спасло только подвернувшееся под ноги ведро.
Собравшиеся вокруг зрители кричали все громче. Но ещё громче звучал пронзительный голос, раздававшийся, наверное, и в их головах, ибо на миг оба бойца в смятении отпрянули друг от друга.
«Убей же! Убей! Это — твой враг!»
Этот голос донёсся не из круга зрителей. Прижавшаяся к палубе девушка поднялась на ноги. Она ещё не очнулась от наваждения, но сквозь туман, застилавший её мысли, она начинала догадываться, что происходит на самом деле. То, что она видела глазами, было не полной правдой.
В этот миг прозрения, подсказывавшего ей, что ими снова управляет чужая Сила, она увидела выросшую вдруг за спиной Джоула тень, которая выступила вперёд из круга орущих моряков, она была еле видна, прозрачная, как морской туман. Чьи-то руки схватили сзади коротышку Джоула и за плечи оттащили его назад, Джоул хлопнулся на палубу, придавив своим телом того, кто его держал.
И в то же время кто-то, такой же рослый и широкоплечий, как Стимир, бросился на него, так же грозно, как капитан, занеся для удара меч. Клинок сверкнул в воздухе, и меч капитана со звоном выпал из его руки. Капитан вскрикнул и схватился за запястье. Его тоже схватили чьи-то руки, и он бешено вырывался из железной хватки. Потом бурное движение улеглось, так же, как и с той стороны, где упал сбитый с ног Джоул.
Между тем моряки, наблюдавшие за поединком, точно ничего и не заметили. Все взгляды были по-прежнему прикованы к середине круга, и так же неслись их крики, подбадривающие сошедшихся в смертельной схватке бойцов.
Подобно тому, как растаяла дверь, из которой открывался вид на болота Тора, исчезла и эта палуба, и корабль вместе с его матросами. В слабо брезжущем луче света остались только Симонд, придавивший коленом Джоула и державший его раскинутые руки прижатыми к каменному полу, и Оданки, который, стараясь не слишком наступать на больную ногу, тем не менее сдерживал капитана, сдавив его в медвежьих объятиях.
В первый миг Трусла слышала только тяжёлое дыхание воинов, ещё не остывших после недавней схватки. Затем стало немного светлее, так как между ними встала подошедшая Фрост. Трусла увидела, как прямо на глазах выражение злобы и ярости сбежало с лиц салкаров Вместо него на них появились смущение и стыд.
— Что это было? Что мы такое делали? — спросил капитан совсем растерянным голосом, словно мальчик, застигнутый ужасом. — Джоул! Мой родич! Брат по крови! Ведь я же дрался с Раджаром, губителем моряков!
— А я, — отозвался Джоул, поднимаясь, после того как Симонд отпустил его руки, — был только что на «Царице Жемчуга», которая вышла в рейс из Кайнура, где на нас налетел демонский корабль, и я дрался с их капитаном.
— Вы — салкары и побывали в собственном прошлом, — спокойно объяснила Фрост. — В своей жизни вы часто сталкивались с насилием и смертью. И та, что решила помериться с нами силами, отправила вас в прошлое.
— И думала, что мы перебьём друг друга, чтобы избавить её от лишних хлопот, — досказал за неё капитан Стимир.
— Несомненно, это она тоже имела в виду, — подтвердила Фрост. — Она только не понимает одного, что в этой борьбе мы все заодно Симонда и Оданки она не могла отослать в ваше прошлое.
Затем Фрост обернулась к двум спасителям, которые, отпустив пленников, отошли в сторону.
— Этого она не могла. Но вы оба тоже воины Симонд командовал кавалерией Эсткарпа и Эскора, участвуя в боях пострашнее, чем схватки с тенью, а ты, Оданки, знаком с опасностями, подстерегающими в ледяной пустыне. Каждый мужчина когда-нибудь сталкивался с тем, что смерть касалась его своим крылом, подобно летящему перу Инквиты. У нас была надёжная защита, но она бессильна против наших воспоминаний и чувств.
— И поэтому, — твёрдо заявил Симонд, беря на себя тяжёлое решение в деле, не зависящем от его воли или желания, — за нами тоже нужно следить, пока мы не дойдём до цели и не окажемся с нею лицом к лицу.
Затем он повернулся к Трусле и, глядя ей в глаза, сказал-
— Госпожа! То, что я сейчас скажу, мне самому не по сердцу, но я требую, чтобы ты обещала мне отныне избегать меня и остерегаться моего приближения. Ты должна оставаться с Инквитой или госпожой Фрост, как бы я ни упрашивал тебя поступить иначе.