Стража Лопухастых островов (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

– Но я не видел этого… резонанса. И не хотел…

– Есть простой способ. Рядом с такими конструкциями полезно вешать маятник. Если он качается сам собой, значит, все в порядке…

– Я подвешивал! И он качался!.. Правда, не всегда…

– Тот-то и оно, что не всегда… Мальчикам лучше не устраивать такие эксперименты. Но… мальчиков ведь не остановить. По крайней мере, если будете рисковать снова, следите за маятником…

Ига понял, что у книма Ныряллы нет охоты беседовать дальше.

– Спасибо. До свиданья…

– Всего вам самого

доброго! – И кним исчез в зарослях.

А Ига побрел обратно, к уютному оранжевому огню. «Что же я сделал не так? – думал он. И понимал, что секрет не в трубках. В поступках. – Может, виноват в том, что строил Конструкцию только для своего удовольствия? Тяп-ляп, как в голову придет… Но в дыру-то я полез не ради себя! Ради Степки!»

«Ну, полез… А дальше что?» – спросил он сам себя.

«Как что? Я же думал о ней , а не о себе! Я ее выручил!»

«Выручил, а дальше что?»

«Как что? Ну, сделал… то есть сделали, чтобы мама ее приехала…»

«Приехала и уехала…»

«Но я же не виноват!»

«При чем тут «виноват», «не виноват». Дело в другом…»

«Тогда я не знаю, – слегка рассердился Ига. Потом сказал себе: – Ладно, не горюй. Многие существуют и вообще не строят никаких конструкций. Никогда. Ни о каких линиях и меридианах не думают. Живут и в ус не дуют!»

«А многие – строят, – словно сказал кто-то Иге со стороны. – Только, наверно, каждый по-своему…»

Но дальше поразмышлять не удалось. Он был уже у костра. Пламя жарко дохнуло ему на ноги. Стреляли угли. Ига присел на корточки и стал смотреть в огонь.

– Где ты гулял? – шепнула оказавшаяся рядом Степка. – Я боялась…

– Вот глупая, отойти нельзя? Я книма провожал, заговорился с ним.

– О чем?

– О жизни, – сказал Ига.

– А! Знаю… Я тоже о ней думала. Сейчас…

Игу кольнуло беспокойство.

– И что надумала?

– Ну… Ига я не хочу домой. Вот так бы путешествовать всю жизнь. С ребятами… и с тобой. Забавно, да?

Он привычным уже движением притянул ее к себе.

– Эх, Степка ты, Степка… Всю жизнь так не получится. Все равно надо возвращаться…

– Я знаю. Только не хочется.

– Зато завтра полетим на ступе! До самого дома! Разве плохо?

Степка только вздохнула, повозилась под боком, притихла.

Соломинка сказал, что пора спать. Надо залить костер, а дежурить никому не надо. Здесь безопасно.

Власик спросил:

– А три наряда на камбуз мне считаются? Это ведь все-таки я нашел скважину…

– Считаются, считаются, – сказал Пузырь. – Они не за скважину, а за то, что поперся в лес без спросу.

– Конечно, считаются, Пузырь правильно говорит, – подтвердил Соломинка. – Только… я их отменяю. Я тогда так, с испугу…

4

Перед сном договорились, что в полет отправятся с первыми лучами. Но какое там! Проспали самым бессовестным образом. Всех разбудила телефонная трель. Маргарита Геннадьевна хотела знать, почему ее племянник – вопреки своим наичестнейшим обещаниям! – не выходит вовремя на связь.

– Я просто в панике! Что с вами случилось?

Власик не стал юлить:

– Тетя Рита, ничего не случилось! Проспали! Сейчас отправимся домой и будем очень скоро! Честное лопухастое!

Степка сонно поморгала и хихикнула:

– Власик, а у тебя уши стали малость оттопыренные!

– Да, я заметил, – с удовольствием сказал Власик. – А у тебя… тоже.

– Ага. Забавно, да?

Забрели по щиколотку в воду, умылись. Наскоро попили чаю со вчерашними бутербродами. Уложили в лодку ненужное теперь имущество, укрыли парусом. Книму можно верить – ничего не пропадет. Ёжика (который так и не нашел здесь соплеменников) опять поселили в корзинке. Казимир Гансович дал понять, что двинется домой своим ходом. Малые Репейники недалеко, не Африка, а он… Птица он все-таки или кто?

– Вы замечательная птица, Казимир Гансович, – сказал Лапоть и поправил на гусиной шее кожаный бантик.

Соломинка скомандовал занять места. Заняли. Ой-ёй, чугун остыл за ночь, сидеть было неуютно.

– Ничего, нагреем, – решил Соломинка. – Ига, стартуй!

«А вдруг не послушается? Остывшая-то…»

Но ступа послушалась сразу.

Сделали над Одиноким Петухом прощальный круг и взяли курс на юго-запад (зюйд-вест!), домой.

Этот полет оказался не похож не похож на прежний, ночной. Не было той таинственности, того замирания. Но все равно было радостно! Будто в открытой кабине самолета! Или, вернее, в гондоле аэростата, который мчится над Плавнями на двадцатиметровой высоте. Подниматься выше Ига не стал – когда летишь невысоко, лучше заметна скорость.

В руках у штурмана Лаптя трепетала и рвалась на встречном ветру карта. Теперь не нужно было следовать изгибам Гусыни и проток, штурман указывал прямой курс. А это – в три раза ближе! Власик непрерывно водил туда-сюда объективом камеры, а потом вздохнул – кончился аккумулятор. Власик взялся было за журнал, но его листы затрепыхались сильнее, чем карта, много не попишешь…

Солнце стояло уже высоко, светило со спины и чуть слева. Его отражение слепящим бликом неслось за ступой по руслу Гусыни, по мелки озеркам и зеркальцам воды в камышах. А тень ступы мчалась справа и впереди. Летящий навстречу воздух трепал волосы и оттопыренные уши. Степка улыбалась, забыла, что ей не хочется домой (надолго ли забыла?).

Иногда можно было различить, как внизу, среди камышей мелькают белые гипсовые ступни. Атлет Жора не отставал от друзей…

Казимир Гансович летел следом и, в отличие от Жоры, порой отставал. Тогда Ига просил ступу: «Пожалуйста, потише…»

Генка и Пузырь сидели так, что лететь им пришлось спиной вперед. Это им надоело, они повозились и сели ногами наружу.

– Вот загремите в болото… – сказал им Соломинка. Но не запретил по-командирски, и они, ответив «не-а», полетели так дальше. У Генки ветром сорвало сандалету.